Все это Кезон узнал от самого Эвмена, расписывавшего достоинства своего судна с такой любовью, точно речь шла о дорогой его сердцу женщине. Дородный и холеный грек с радостью согласился взять на борт прибывшего издалека «сирийца», путешествие с которым обещало не быть скучным. Помог устроить на идущий в Томы корабль и его товарища.

Уже в первый день плавания они стали закадычными друзьями. Потягивая разбавленное вино, грек с жадностью истинного торговца слушал рассказы о странах, в которых успел побывать его пассажир, расспрашивал о рынках и товарах, цокал языком и качал головой. Его любознательность Кезона забавляла, и он с охотой делился с ним всем, что вынес из своих странствий. Умалчивал только об одном – по какому делу направлялся в Херсонес. Торговец не имел привычки лезть в чужие дела, и Кезона это устраивало.

– Да, потрепал нас Эвксин знатно! – услышал он за спиной голос хозяина судна. – Разминается, видать, перед будущими штормами.

Кезон обождал, когда грек встанет рядом, и только тогда заговорил с ним:

– Надежный у тебя корабль, Эвмен, но я уже не прочь ощутить под ногами землю. Не знаешь, как долго еще нам болтаться в море?

– Капитан говорит, что при хорошем ветре не меньше дня.

– Такая его уверенность радует. Тем более что ветер, как я вижу, попутный.

И действительно, увлекаемая пузырями парусов, «Олимпия» резво неслась на запад. Кормчие возвращали ее на прежний курс, и возвращали, повинуясь не только приказу капитана, но и собственному нетерпению, которого и не пытались скрыть. За ним стояло единственное и общее для всех желание – быстрее убраться из здешних небезопасных вод.

– Я думаю, боги послали мне знак, – благоговейно произнес Эвмен, – и этот шторм был их предупреждением.

– И что теперь? – поинтересовался Кезон. – Свернешь торговлю?

– На этот сезон, да. И дома дел хватает.

– Тебе виднее. Но я бы тоже рисковать не стал.

– Никто и не рискует. Зимой по Эвксину не ходят, опасно.

Кезон усмехнулся:

– То-то я смотрю, ваш понт не такой уж и гостеприимный!

Грек посерьезнел, приложил пальцы к губам.

– Ты осторожнее со словами, уважаемый. Море таких шуток не любит.

И словно подтверждая его слова, на горизонте всплыла полоска земли, а следом, будто вынырнув из нее, возник пока еще плохо различимый по цвету парус. Он быстро приближался, двигаясь им наперерез.

– Земля! Корабль! – запоздало выкрикнул проревс – матрос, в обязанности которого входило первым оповещать о встречных судах.

Между тем парус увеличивался в размерах, и скоро стало очевидно, что их два, кроваво-красных, туго наполненных ветром. Кезон приставил ладонь ко лбу, всмотрелся – яркое солнце отражалось от водной глади, слепило глаза – и разочарованно покривился.

– Не могу разглядеть эмблему на флаге, – сказал он, обращаясь к Эвмену.

Тот, не менее пристально следивший за приближающимся судном, неуверенно пробормотал:

– Кажется, это пентера. И, вероятнее всего, боспорская.

– Все на весла! – отдал команду капитан, и «Олимпия» ожила.

Гребцы загремели уключинами и деревом, послышались нервные голоса, и вскоре оба борта биремы напоминали ощетинившегося иголками ежа. Ощетинились копьями и выстроившиеся на мостиках носа и кормы воины охраны. Глядя на них, Кезон мрачно ощупал свой кинжал. Слабое оружие в серьезной схватке, но уж лучше такое, чем вообще ничего. Он повернул лицо к греку.

Тот стоял, нервно вцепившись в фальшборт, и скрипел зубами:

– Принес их Борей на нашу голову! За что мне это?!

– Так, может, все еще обойдется? – осторожно заметил Кезон, сам не особо веря в то, что говорит.

Эвмен отрицательно мотнул кучерявой головой.