Это, я вам звонила. Здесь недалеко есть сквер. Пойдёмте туда.

Олеся в знак согласия кивнула головой. Они зашли в сквер и присели на скамейку.

– Вы по Анджею так переживаете? – тихо спросила Олесю Анна.

Та кивнула головой и вдруг, закрыв лицо ладонями, заплакала. Анна растеряно стала ее успокаивать.

– Ну – ну… Успокойтесь, пожалуйста, – говорила она, гладя Олесю по руке. – Возьмите себя в руки.

Олеся вытащила из сумочки платок и вытерла им свои глаза.

– Вы не представляете, что они с ним сделали, – сказала она, всхлипывая. – Мне оберфюрер Лемке устроил с ним очную ставку, и я Анджея вынуждена была по щеке ударить. Никогда себе этого не прощу…

Анна долго молчала, глядя на плачущую Олесю. Когда та, наконец, перестала всхлипывать, она спросила её:

– Как Гестапо вышло на него?

Олеся пожала плечами.

– Понятия не имею, – ответила она, затем на секунду задумалась и добавила. – Когда я шла к Лемке, то на лестнице в Гестапо видела какого-то человека в пальто и кепке. Рядом с ним шла переводчица. Они на меня внимания не обратили. Я слышала, что этот человек говорил. Он хвастался тем, как он сапожника вокруг пальца ловко обвёл. Может быть, он об Анджее говорил?

– Опишите-ка мне его… – попросила Анна Олесю.

Та склонила голову набок и сказала:

– Ну, среднего роста… лет тридцать… чёрные прилизанные волосы…

– А лицо у него похоже на морду борзой собаки? – прервала Олесю Анна.

Та удивлена взглянул на нее.

– Вы его знаете? – спросила она.

Посмотрев на ручные часы, Анна спросила:

– У тебя есть ещё время?

Олеся кивнула головой.

– Есть, – ответила она. – Мажордом меня до вечера отпустил.

– Тогда поехали, – решительно сказала Анна.

– Куда? – спросил Олеся.

– Сейчас узнаешь… – ответила Анна.

Взлётная полоса действительно существовала. Зося вывела немецких диверсантов прямо к ней. В густом ельнике была вырублена узкая прогалина метров пятьдесят шириной и двести метров длиной. Обер-лейтенант издал радостный крик и приказал радисту передать их координаты. Спустя полчаса над полосой появился маленький, как стрекоза самолёт с чёрными крестами на крыльях. Он, отчаянно треща мотором, приземлился и подрулил к, стоящим в конце полосы, немецким диверсантам. Обер-лейтенант взял Зосю за руку и повел к самолёту…

Вдруг трава у него под ногами зашевелилась и несколько человек в пятнистых маскхалатах кинулись на него. Через несколько секунд обер-лейтенант лежал на земле со связанными за спиной руками. Рядом с ним лежали другие диверсанты, а одетые в маскировочные халаты бойцы вытаскивали из самолёта летчика. Зося увидела, как из-за деревьев на полосу вышли несколько офицеров в советской военной форме. Узнав в одном из них майора Николаева, Зося без сил опустилась на траву и заплакала.

Лейтенант Сокольников налил в стакан водки и, поднеся его ко рту, залпом выпил. Перед ним на столе стояли четыре пустые водочные бутылки, тарелки с капустой и солёными огурцами. Он зачерпнул пальцами пригоршню капусты и отправил ее себе в рот. В квартире на Февральской улице он жил один. Сотрудники Гестапо жили в соседних квартирах. Если бы к Сокольникову пришёл связной, то он должен был сразу сообщить им о его появлении. Дальше сотрудники Гестапо действовали бы по обстановке. Или вели за связным наблюдением, или арестовали его.

От одиночества и от постоянного нервного напряжения Сокольников запил. Он и раньше, когда служил адъютантом у заместителя наркома Кобулова, позволял себе принять лишнее, но сейчас эта страсть разыгралась в нём с новой силой. Оберфюрер Лемке уже несколько раз предупреждал его о том, что его ждёт, если он не прекратит пить. Но Сокольников уже не мог остановиться. Взглянув на пустые бутылки, Сокольников поднялся из-за стола и, надев на голову кепку, вышел из квартиры. Он спустился на первый этаж и, выйдя из дома, нетвёрдой походкой направился на базар. Тот находился недалеко в пяти минутах ходьбы.