Руки скользят по ткани, а хочется ощутить кожу, её шелковистость, мягкость, почувствовать под пальцами сильные мышцы. Я знаю, какие они – не раз массировала Ларсу плечи и спину. Сейчас же это что-то другое, кончики пальцев зудят от желания прикоснуться. Кажется, между нами вот-вот проскочит яркая, видимая искра.

Ладони скользят по спине, ласкают грудь. Хочу ответить тем же, но Ларс неожиданно поворачивается, и пальцы наталкиваются на ткань штанов. Он топорщится, и жар стыда спускается до самого живота, зажигая между ног пламя.

Я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной. Видела не раз, как парни обжимались с девчонками, слышала сладкие стоны. Точно такие, как сдерживаю сейчас.

Только видеть – это не то. Совсем не то. А ощущать – странно.

Смущение длится только миг. Это же Ларс, мой Ларс, чего мне стесняться?

Узел расходится практически сам. Горячая кожа, живот дергается, когда провожу по нему кончиками пальцев, зарываюсь в мягкие волоски. Ларс вздрагивает и отстраняется только на миг, а потом в ладонь толкается что-то твердое.

«Что-то». Я прекрасно знаю название, и все же даже самой себе сказать пока стесняюсь. Это не мешает наслаждаться прикосновениями. Ну чистый шелк, нежный и гладкий. Экстаз для пальцев. И причина продолжить исследования.

Мне нравится, как вздрагивает Ларс. Пытается отстраниться и тут же прижимается снова. Даже жаль, что лица не видно! Оно всегда такое живое, хочется видеть все эмоции, до единой!

Проклятая темнота!

Слова уже сорвались с губ, как сверху послышался шум.

Мы оба уставились на потолок, и глаза запорошила пыль – человек прошел от одного угла к другому.

Все это время он находился там? Затаился и ждал?

Страх и растерянность неожиданно вытеснила злость. Я задрожала, но не от ужаса, а от возбуждения. Острого, как лезвие бритвы.

Враг наверху? Прекрасно! Пусть ждет! А нам здесь есть чем заняться!

Но Ларс думает по-другому. Желание пропало, я чувствую это ладонью. Тепло и… мягко.

Попытки вернуть ощущения привели к тому, что Ларс просто вытащил мою руку из своих штанов, а потом и вовсе отстранился.

Обида, разочарование, злость… Теперь я дрожала не от возбуждения, а от гнева. Хотелось наплевать на условности, подняться наверх и прибить помешавшего нам нахала! Так хорошо было! И Ларсу тоже.

Я же почти забыла, что происходит, и даже боль от потери родителей отступила. А теперь – вернулась.

Глаза защипало. Как плохо быть беспомощной! У этого, наверху, есть все: сила, право, дом и семья, даже если он не из Клана, а простой полицейский.

А у меня нету! Ничего не осталось, а теперь лишили еще и Ларса!

Понимание пришло внезапно. Ох, мамочки, что же он обо мне подумает?

Злые слезы сменились жгучим стыдом. Захотелось сквозь землю провалиться, но было некуда даже сбежать.

А охранник наверху походил немного и направился к двери.

Я очень надеялась, что он не вернется. Мы оба надеялись.

Темнота скрыла пылающие щеки, а необходимость соблюдать тишину просто спасла – я все равно не могла выдавить ни слова. А тут еще Ларс отодвинулся как можно дальше. Спасибо, руку не выпустил, иначе хоть волком вой, хоть с ума сходи от стыда и ужаса.

Почему я думала, что люблю темноту? Ненавижу! До остановки дыхания – ненавижу! Отныне она всегда будет ассоциироваться с беспомощностью, ведь это невыносимо, сидеть вот так и до звона в ушах прислушиваться к звукам, доносящимся сверху.

Шаги. Не спокойные, как у полицейских, не уверенные, а быстрые и легкие, словно летящие. Шорох, облако пыли и в конуру врывается свет.

Я долго морщилась – слепит. Ларс подхватил, передал наверх, сильные руки приняли, поставили на деревянный пол. Под попой оказалось пыльное кресло.