Начинало светать.

Denis печально сказал:

– Ваш родственник, вероятно, ошибся. Или подшутить решил над своими будущими наследниками.

Напарник его что-то сердито буркнул по-русски.

– Что он сказал? – потребовал Ханс-Йорг.

Denis в смущении перевел: яйца надо вырывать за подобные шуточки.

– Это точно. Вырывать надо, – ледяным тоном ответствовал немец. – Только я пока не понял кому.

– А римские денарии – это деньги? – с интересом спросил Митя.

– Да. Монеты первого-второго века. С портретами императоров Августа и Нерона.

– Но это ведь очень здорово!

– Да, – кисло улыбнулся Богатов. – Монетка продается за три тысячи рублей, если постараться – можно за десять или даже двадцать. Но Ханс-Йорг совсем на другое рассчитывал. Фон Маки богатейшие люди были. А десять денариев – это, вероятно, заначка какого-то мелкого торговца янтарем. Калининградская область всегда им славилась. Племена эстиев, которые здесь тогда обитали, продавали солнечный камень римским купцам. Да, безусловная историческая ценность, но практической пользы никакой.

– Все равно интересно. А у тебя хоть одной случайно не осталось?

– Есть, – улыбнулся Денис.

Достал из кармана, продемонстрировал серебряный кругляшок с гордым профилем императора.

– И ей действительно две тысячи лет? – благоговейно спросил Митя.

– Точняк. Возьми себе. Будет талисман. Но если захочешь продать, на «Авито» не выставляй. Ищи коллекционера – больше дадут.

– Дядь Денис, как я могу продать талисман? – возмутился мальчик.

А Таня – она тоже слушала рассказ с интересом – резюмировала:

– Но вообще, конечно, обидно: рассчитывать на сокровища фон Маков, а найти мелкие монетки.

– Думаю, дедуля Ханс-Йорга сам при депортации вывез то, что безусловную ценность представляло. На эти деньги и дом сразу купил в Германии.

– Но зачем тогда карту закапывать? – пробормотал Митя.

– Я так считаю, для детей будущих, – пожал плечами Денис. – Их думал развлечь – поиском клада.

– Да, я бы не отказался такие денарии найти! – мечтательно сказал мальчик.

– Можем как-нибудь поехать в экспедицию. С моим приятелем. Он профессиональный кладоискатель, что-нибудь точно да обнаружим. Танюшка, ты с нами?

Митя взглянул умоляюще, и Садовникова кивнула:

– Звучит заманчиво.

Митя просиял. Спросил искательно:

– Может, вы окончательно помиритесь? Не только в отпуске, а… навсегда?

– Нереально, – фыркнула Садовникова. – Скоро у тебя школа начнется, у меня работа. А Денис – как только в доме в семь утра звонит будильник – сразу обращается из милашки в монстра. Так что давай он у тебя будет папа для каникул.

Митиного родного отца Максима Таня невзлюбила с первого взгляда. У человека жена в коме, семилетний ребенок переживает, что остался без мамы, а «любящий муж» сына никак не поддерживает, в доме бардак, да еще с ней пытался флиртовать с первой встречи. Ну а дальше – совсем за гранью. Именно Максим принял решение отключить жену от аппаратов жизнеобеспечения[7]. А когда Митя остался сиротой, охотно скинул его Садовниковой под опеку.

Сам Максим считал: поступил он правильно и по-житейски мудро. Митька с рождения рос маменькиным сынком – за супругой ходил хвостиком, к нему совсем не тянулся. С Женькой они друг друга с полуслова понимали. А когда – нечасто – мальчик оставался с ним вдвоем, Максим понятия не имел, о чем с ребенком разговаривать и как его развлекать. После того как жена вдовцом его оставила, думал (без особого желания): надо с мальцом отношения налаживать. Но Митяй прилип к своей опекунше – ей все секреты, с ним по-прежнему холоден и насторожен. И зачем головой о каменную стену биться? Всем в итоге получилось хорошо. Бездетной Садовниковой – готовый, качественный ребенок. Митьке – хорошая мать (Максим признавал: обращаться с ним Татьяна умела). Ему – свобода. Но Садовникова никогда не уставала упрекнуть: забросил, мол, совсем сына. Только когда ему? То работа, то по хозяйству – Лариска, жена новая, двойню родила. Да и бывший Женькин хахаль обратился теперь в ухажеры Татьяны и к Митьке проявлял отцовские чувства.