На неё смотрели два страшных глаза из густой растительности на лице. Казалось, что за ней пришёл чёрт, чтобы забрать её душу в преисподнюю. Но это первое впечатление было обманчивым. Перед ней на корточках сидел ни чёрт, ни леший, а самый настоящий бомж. И это от него воняло так, что она проснулась.

– Чего тебе? – буркнула Фаина недовольно.

– Ты кто такая? – хрипло спросил бомж и закашлялся. Фая прикрыла своё лицо руками. – И как здеся очутилася?

– Тебе какая разница? – буркнула Фая в ответ. Она встала, потянулась.

– Да мне без разницы. Только это мой барак.

– На нём этого не написано.

– Дерзкая, да? – жалобно спросил бомж и поёжился. Фая не чувствовала, чтобы он был для неё опасен. Слишком хилый, даже для бомжа. – А выпить есть у тебя? Душа горит, мочи нет!

– Выпить нет. Да ты бы завязывал, – посоветовала Фая. Её маленькая сумка с небольшой суммой денег была припрятана за пазухой, и она слегка провела рукой, чтобы убедиться, что та на месте.

– Поучи меня ещё, – буркнул бомж. – Как ты здесь оказалася-то? Вроде чистенькая. Ручки белые. Не наша ты, не бродяжка. Муж из дома выгнал, что ли? – и он хрипло рассмеялся.

– А если и так, то что? Что ты ко мне прицепился? Дел других нет, что ли?

– Не кричи, девушка! – простонал бомж морщась. – И так башка раскалывается, мочи нет! Ещё ты визжишь, курица недорезанная! Денег бы лучше дала. Вона какая ты!

Фая хмыкнула. Она встала, потянулась и посмотрела в окно. Сквозь щели досок, которым оно было заколочено, пробивались лучи солнца. Хотелось скорее выйти и подставить своё замёрзшее, онемевшее тело их теплу.

Она пережила ещё одну ночь. Выжила, не загнулась, не сгинула.

Бомж рядом продолжал стонать и жаловаться на жизнь, но Фая его не слушала. Большинство из местных обитателей сами выбрали себе такую жизнь, и она их не жалела. Она помнила дядю Петю, местного «авторитета». Ей тогда было лет пятнадцать, и вместе с компанией Фая пришла сюда как-то вечером, чтобы вдали от дома и родительских глаз пить, кутить и веселиться. Но вечер тогда пошёл не по плану.

К их костру, разведённому в старой бочке во дворе барака, пожаловал дядя Петя. Они его знали, но раньше он не стремился провести с ними время. А в тот вечер присел к огоньку, угостился, как вдруг, одна из «залётных» в их компанию девчонок, спросила:

– Что же вы в ночлежку не пойдёте? И у меня мама там волонтёром подрабатывает. У них есть еда, кровати, одежда…

– Ага, – хрипло сказала дядя Петя. – А ещё работу они готовы найти. Не хочу! Я свободный художник.

– Художник? – удивилась та же девчонка, чьего имени Фая уже и не помнила.

– Рисую свою жизнь яркими красками. Никто мне не указ. Нет у меня ни законов, ни государства. Еда находится, выпить появляется. Крыша какая-никакая тоже есть. А все эти заморочки, этикеты-шметикеты, соцпакеты и работа с утра до ночи – это не для меня.

И только тогда Фая впервые задумалась, что не все бомжи – заложники обстоятельств. Большинство выбрало такую жизнь сознательно. Но сейчас, став взрослой и узнав, что жизнь может быть сытой, чистой и уютной, она не собиралась выбирать для себя бродяжничество. Но вот только выбора у неё никакого не было.

На улице было прохладно. Фая надеялась согреться, но у неё ничего не получилось. Плюс вода в колонке, которой она умылась, была очень холодной. Даже пить её Файка не стала. Сегодня она решила добрести до местного магазинчика, и купить бутылку минералки.

Тело продолжало болеть, но Фае показалось, что она как-то свыклась с этой болью. Боль казалась неизменной спутницей её жизни. Немного постояв на солнце и ветру, чтобы лицо и руки обсохли, Фая двинулась в сторону магазина. Она его хорошо знала. Раньше там можно было купить алкоголь и сигареты без паспорта. Поэтому подростки так любили это место. Как обстоят сейчас дела, Фая не знала, но надеялась, что единственный в этом районе магазинчик продолжает свою работу.