– Слушай, – вдруг окликнула меня Лена. – Я все хотела тебя спросить… Что у вас случилось с Сергеем?.. Нет, если тебе неприятно, можешь не говорить, но я заметила, что ты держишься с ним как-то напряженно. Словно ты виноват перед ним… Будто бы даже это и не ты вовсе…

Была весна, апрель, снег истаивал на солнце, оседая прямо у нас на глазах; и я сдуру рассказал ей все…

Мне и по сей день иногда кажется, что проще было его убить. Во всяком случае гуманнее. Надо было добивать сразу, как того оленя на Кольском.

Памятная до сих пор история случилась после второго курса, когда я решил еще раз провести лето в студенческом стройотряде, заработать денег на хороший костюм. Нас сутки везли на точку, душу вытряхивая на пригорках и ямах, а потом выбросили посреди тундры. Сорок студентов политеха и еще одного коллегу из строительного, произведенного волевым решением в мастера.

Наниматели поставили нам задачу: готовить фундаменты под опоры. Мы рубили и расчищали просеку, долбили ямы, колотили опалубку, ну и так далее. По большому счету, никому эта линия не требовалась. Для нас она вообще начиналась ниоткуда и уходила в никуда. Опоры, конечно, ставили профессиональные монтажники, но я так ни одной не увидел. Их ажурные фермы торчали там где-то на западе, как призрачно-виртуальный символ цивилизации. А мы двигались на восток. Поднимались в семь, в восемь уже разбредались по точкам. В два часа снова сходились на обед, а ужинали около десяти. И так день за днем, без выходных и праздников. Потом, за неделю до отъезда, две бригады отправили марш-броском далеко вперед, на новое место, где они наскоро собрали новые бараки для тех, кто приедет сюда на следующий сезон. Материалы привез вертолет.

Он прилетал и к нам раз в пять дней. Привозил провизию – масло, мясо. То, что невозможно хранить все лето. Ведь даже большому начальству было ведомо, что с одной крупы долго не подолбишь. А потом винтокрыл исчез недели на полторы. То ли полетела очередная шпонка, то ли керосин высох. Парни – это была сугубо мужская компания – терпели, пока могли, но наконец взбунтовались.

Командир собрал бригадиров на совещание. Он только что восстановился после армии, был высок и могуч, кургузую стройотрядовскую курточку носил по обязанности, но с презрением, небрежно набросив поверх тельняшки. Его отчислили с третьего курса еще четыре года назад, но он умудрился залететь на атомные лодки и получил от службы все, что на гражданке даже невозможно вообразить. Стас брил голову и держался с нами как старший брат: заботился, но не терпел возражений.

Он сказал: надо забить оленя. Выяснилось, что рядом с одной бригадой уже несколько дней околачивается здоровенный самец. Зверь большой, мяса хватит на всех, и хромой, потому облавы не потребуется – не убежит. Кто-то спросил: из какого пальца мы в него будем целиться? Начальник помолчал, а потом рассказал, как ходил однажды в Приморье в набег с охотниками на котиков. Закончив, добавил, что убивать придется именно нам – командиру, комиссару, мастеру, бригадирам.

– Зачем же быть старшим, – спросил я, – если нельзя приказать другому?

Стас ответил, мол, приказать можно, но только в том случае, когда это действительно нужно. Размял сцепленные в «замок» ладони и добавил:

– Такова жизнь, Боря. Чем длиньше рупь, тем больше неприятностей.

Я часто вспоминал его слова, пока не усвоил.

Поначалу я, естественно, примерился к лому, но понял, что поднять-то я его смогу, но вот опустить толком – сил уже недостанет. Смешит меня эта расхожая сентенция – против лома нет приема. На самом деле есть, и очень много. Каждый построен на двух составляющих – смелость и скорость. Возьмите эту железную дуру в руки и поразмыслите, как вы будете ею орудовать? Пока начнете размахиваться, я уже окажусь – нет, не далеко, а рядом. А дальше все просто – у вас руки заняты, у меня же, напротив, – совершенно свободны. Если же человеку хватает здоровья свободно фехтовать железнодорожной «лапой», то против него и безоружного все мое умение совершенно бессмысленно…