– Так, теперь мочите их водой, – скомандовал Моисей.

– Для чего, тятя? – недоумевал Степан.

– Для того, чтобы не ломались, а гнулись, когда станем их к рейкам вязать.

– Да не переживай, Степа! Лей воды больше! – громко сказал Иван. – Не сгниет твоя солома, она на крыше быстро высохнет, и глазом моргнуть не успеешь.

Ефим с Иваном по длинной лестнице залезли на крышу. Степан с Андреем наперегонки стали подносить снопы.

Иван, улыбаясь, весело привязывал снопы к рейкам с одной стороны крыши, Ефим, не отставая от него, – с другой. Моисей, сложив на коленях руки, уселся на чурку, что стояла рядом.

– Отдохни немного, брат, – по-доброму сказал Иван. – Без тебя управимся. Видишь, какие мужики у нас в помощниках.

– Ну, давайте с богом! – устало проговорил Моисей.

Маленький Ермошка то крутился с мужиками на стройке, то бегал к матери в дом.

– Картошка сварилась? – спросил его отец.

– Сейчас узнаю, тятя.

Крутанувшись, он исчез во времянке.

– Тятя спрашивает, скоро ли картошка сварится?

– Скажи, что все готово, пусть моются и идут ужинать, – вытирая о передник руки, сказала Прасковья. – А то совсем заработались, будто завтра дня не будет. Да и гнус сейчас налетит, какая уж там работа.

Все дружно собрались во времянке.

Солнце опустилось за горизонт. Куры забрались на насест. Деревню окутывала вечерняя прохлада.

И сразу в воздухе закружились тучи комаров и мошки. Они забивались в глаза, в нос и уши.

– Сынки! – громко скомандовал Моисей. – Разводите костры. Иначе пропадем, загрызут проклятые.

Хворост и гнилушки, чтобы больше было дыма, ребята приготовили заранее и с наступлением вечера, набрав в чугунок углей из печи, разводили костры.

Прасковья завязала платком лицо так, что была видна только узкая полоска глаз, и с досадой сказала:

– Нет от этого проклятущего гнуса покоя ни вечером, ни ночью, только одно спасение в дымокуре.

– Вы что, так и спите при кострах? – удивился Иван.

– А что делать? – развел руками Моисей. – Так и спим в дыму, прокопченные насквозь, да и то не всегда удается отделаться от мучителей. Скорее бы хату достроить, хоть малое спасение будет.

– Зато когда дождик идет, никаких комаров нет, – бодро проговорил Степан.

– И то верно, сынок, – поддержал Моисей. И, обращаясь к братьям, продолжил: – Мы-то ладно, так ведь скотину заедают, никакого покоя ей нет. Под навесом тоже дымокур жжем.

Ужинали при лучинах, в отблесках огоньков, лизавших стены, сплетенные из кустов тальника. На столе стоял чугун с вареной картошкой. Съев все до крошки, братья не торопились на покой, хотя дремота одолевала их.

– Добро у тебя тут, – заговорил Иван. – Только нечисти возле болота всякой много. А так хорошо.

– Мне тоже по душе Морозовка, – согласился Ефим. – Особенно такой надел земли. Работай и радуйся. А комары со временем пропадут, лес раскорчуете, трясина высохнет, и нечисти меньше станет.

– Может, вы уже подумываете о том, как бы самим сюда перебраться? – удивился Моисей.

– А что, я бы не против, – согласился Иван.

– Какая жалость, что я не могу к вам перебраться, – сверкнул с завистью глазами Ефим.

– Это почему? – нахмурясь, из-под бровей посмотрел на него Моисей.

– А я куда от своей земли пойду? Столько лет мечтал настоящим хозяином стать, вот и сбылось. А ты, братка, переезжай, здесь тебе лучше будет.

– Тогда надо за позволением к бурмистру идти, – отозвался с готовностью Иван. – Пока не опоздали.

– Завтра еще отработаем, и с богом идите, решайте свои семейные дела, – сухо сказал Моисей. – Главное, крыша над головой есть, а мы с сынами остальное сами доделаем. Спасибо вам за все, братья.