— Рассматривала твой мотоцикл. Красивый. Какую скорость он способен развить? — нервничаю, поэтому не могу замолчать. — Я думала, что ты ревностно относишься к своему железному коню и не позволяешь никому на него садиться, — не дожидаясь ответа.

Бессонов оборачивается, чуть вздернув бровь, улыбается. Понимаю, пора замолчать. Делаю оставшиеся шаги, разделяющие нас.

— Никому другому я и не позволю сесть на свой байк, — спокойно произносит Лева, а я опять вижу в его словах какой-то намек. — Садись, — тут же переходит на сухой тон. — Пока не надо, — останавливает, когда я хочу надеть шлем. Забирает его себе и кивает на байк.

Сажусь на сиденье, берусь за ручки. Сразу видна разница со скутером. Байк – зверь, скутер – домашнее животное.

Ключей в замке зажигания нет, а мне так хочется завести мотор и рвануть…

— Почувствуй его, — произносит Лева.

— Кого? Мотоцикл? — удивляюсь я.

— Да. Прежде, чем ты поедешь на нем, опиши все, что ты чувствуешь.

— Не понимаю… — хмурюсь я. Не люблю неопределенные сложные задачи, которые неизвестно как выполнять.

— Сейчас ты сидишь на нем, словно на чужеродном предмете. Он отдельно, ты отдельно. Ты должна чувствовать машину, слиться с ней настолько, словно вы единый, цельный организм. Когда ты за рулем движешься на скорости, у вас одна душа на двоих. Пока я не почувствую вашего единства, ты его не заведешь, — произносит «учитель года»!

У меня от возмущения дым из ушей, наверное, валит. Не могу подобрать ни одного приличного слова, чтобы высказать то, что думаю о его методах обучения!

— Может, еще домашнее задание будет? — не без ехидства интересуюсь.

— Будет, — серьезно произносит Бессонов. Что-то он очень быстро вжился в роль. Бесит просто! — Вызубришь теорию безопасного вождения, будешь мне сдавать на практике. Приступай, — командует он, а сам надевает шлем.

Послать бы его в далекое пешее…

Посылать не приходится. Слежу за ним взглядом, только сейчас замечаю у старта второй мотоцикл – абсолютно черный, со стальными дисками и вставками. Мне от зависти и отчаяния хочется завизжать.

Оборачиваюсь на красный байк, который может стать моим.

— Давай с тобой договариваться, железный конь. Нам придется поладить, чтобы твой хозяин остался доволен, — бурчу себе под нос, не чувствуя ничего, кроме раздражения. — И как нам с тобой начать звучать в одной тональности? — произношу вслух. Мысленно пытаюсь разобраться, что чувствую.

В это время заводится двигатель черного мотоцикла, Бессонов стартует и уносится на первый круг. Он сливается с байком. Не видно, где железо, где человек. Словно живая стальная птица летит по земле, а не по небу.

Я забываю о задании, которое он мне дал, завороженно наблюдая за заездом. Теперь понимаю, о чем мне толковал Лева. Глядя на него, я не могу разделить его и мотоцикл. Завидую их слаженности. Складывается ощущение, что машина слушается его, будто она живая и может считывать чувства и эмоции…

Я так не смогу…

Не смогу!

— Может, мне соблазнить твоего хозяина? — хлопаю байк по бензобаку и начинаю смеяться. Что за идиотские фантазии лезут мне в голову?

27. Глава 26

Лева

Я не шутил, когда ставил перед Камиллой условие, что она должна почувствовать стального зверя под собой, научиться ему доверять, стать с ним единым целым.

У меня кровь в жилах будет стыть каждый раз, когда она начнет гонять. Хотелось бы верить, что увлечением она перегорит раньше, чем я поседею, но, в отличие от Шаха, запрещать Ками познавать жизнь я не буду. Помню, в ее возрасте рвался все попробовать, считал себя взрослым. Если бы на меня давили родители, возможно, я бы выпал из-под их опеки и натворил бед. А так я чувствовал перед ними ответственность, не хотел расстраивать мать, хотя в восемнадцать лет думаешь гормонами, а не мозгами. Да и спорт помогал брать под контроль демонов. Балет, гимнастика – то, чем занималась Ками, но вряд ли ее неугомонную задницу можно было усмирить танцульками.