Отец бросает на меня задумчивый взгляд, под которым я чувствую себя нашкодившим пацаном.

– Проняла тебя девица, а?

– Не в этом дело.

– Я знаю, что она вчера приходила, – замечает он. – Слушай, Макс, если ты включил сейчас порядочность, скажу тебе так: у ее отца ситуация такая, что он продаст дочку с потрохами первому, кто предложит ему бабки.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно уточняю я.

– Именно то, что я сказал. Он не дурак, понимает, что девчонка – его главная ценность и гарантия того, что он и дальше может жить на широкую ногу.

– Ты знаешь, что его разорило? – спрашиваю я, испытывая неожиданную злость на Владислава Воронина.

– Это закрытая информация, но говорят, он игрок. У него жена разбилась в автокатастрофе около года назад. С катушек слетел – вот и вся история, – отец хмурит брови. – Но за нас он уже словечко замолвил. У меня завтра встреча с шишками из министерства по разработке нового месторождения на Севере.

Теперь уже моя очередь хмуриться. Не разобрался в ситуации – надавал обещаний, которые не в состоянии сдержать. Разве этому меня отец учил?

– Пап, давай девушку из этой цепочки выключим? Не дело это. Без места председателя я обойдусь. А денег ты Воронину можешь и так отгрузить за помощь.

– Так, – говорит отец строго. – Повышение ты заслужил. И документы на твой перевод у меня на столе лежат подписанные. Если бы не эта история, я бы все равно это сделал в самое ближайшее время. С девушкой – как знаешь. Партия она действительно неплохая – красивая, образованная, да и понравилась тебе, не отрицай. Но заставлять тебя на ней жениться я не буду. Воронин, скорее всего, будет права качать, свадьба была его условием, но я с этим разберусь. Не удивляйся только, если через месяц-другой увидишь девчонку с каким-нибудь стариком-толстосумом.

На мгновение я замираю, слишком ярко представляя испуганную Владу в постели с безымянным пузатым хряком, и тошнота к горлу подкатывает. Это не должно меня касаться, но почему-то касается.

– Ладно, – со вздохом говорю я, ощущая на себе тяжесть ответственности за принятое решение.

– Что «ладно»?

– В силе наша договоренность, – поясняю я. – Только, знаешь что, пап, вы к нам не лезьте. И Воронину скажи, или лучше я сам с ним потолкую. С Владой у меня все будет на моих условиях. Свадьба и все остальное. Если мы оставляем все в силе, то, как только мы поженимся, – она моя. И если я решу через месяц развестись и отпустить ее – это наше с ней дело.

Отец протягивает мне руку, и я принимаю ее, закрепляя нашу новую договоренность.

– Через месяц поговорим, – он вдруг усмехается. – Подобный альтруизм не в твоем духе. Ты ее не отпустишь.

Где-то безжалостно воет сирена. Отрываю от подушки лицо, опухшее от двухдневного марафона слез, и растерянно смотрю по сторонам. Сирена не умолкает, и я вдруг понимаю, что это не тревога – просто кто-то без остановки жмет на звонок у входной двери.

Медленно принимаю вертикальное положение и спускаю босые ноги на пол. В окна льется солнечный свет, от которого хочется зажмуриться, голова словно чугунная, а по телевизору, который работал всю ночь, идет ненавистная телепрограмма про здоровье.

Звонок прекращает трезвонить, но лишь на мгновение. Еще до того, как я успеваю вздохнуть с облегчением, трель возобновляется с новой силой. Первый мой порыв – спрятать голову под подушку и притвориться, что меня нет. Но, судя по уже проявленной настойчивости, кто бы ни был там, за дверью, – так просто он не уйдет.

Отдираю себя от кровати и на нетвердых ногах иду в прихожую, где предусмотрительно заглядываю в глазок. Увидев в нем обеспокоенное лицо моей лучшей подруги, отщелкиваю замок и распахиваю дверь.