Мне хотелось плакать и кричать, но я молчала, даже дышать старалась как можно реже, чтобы не обнаружить себя.
– Что ж, если мы все решили, – резюмировал служитель Судьбы, – тогда мы вернемся за девочкой на рассвете. Новую жизнь надлежит начинать с нового дня.
По шуму я поняла, что мужчины встали и вышли. Хлопнула входная дверь, а я пулей побежала обратно к окну. В самый последний момент я рыбкой успела нырнуть под одеяло, даже не разуваясь. Тетка заглянула в комнату, с минуту постояла, слушая мое ровное дыхание (которое стоило мне неимоверных усилий), и вышла, закрыв дверь снаружи на засов.
– За полчаса я собрала свои вещи, вылезла в окно, оседлала коня, который достался мне от отца, и уехала из дома, – закончила я свой рассказ.
– А что староста деревни? – спросил вир. – Неужели он не мог ничего сделать?
– А староста деревни – это муж тетки Марфы. Он активно участвовал в моей продаже.
– Грустная история.
– Скажи, – решила я перевести тему, – а почему ты живешь среди людей, а не со своим народом?
– А вот это уже секрет, – немного жестко отрезал Лирэй. – Не обижайся, но моя история довольно грустная, и… мне бы не хотелось об этом говорить.
– Ясно, – перевела, называется, тему.
– Давай, собирайся, – мужчина бодро поднялся из-за стола и улыбнулся. – Иначе можем опоздать.
– Куда? – удивленно захлопала глазами я.
– Как куда? По магазинам, может, еще и на ярмарку успеем! Тебе же надо купить дорожный плащ, да и оружие не помешает.
Селение Горбунки оказалось не просто большим, а огромным по сравнению с моей родной Болотинкой. Ворота, окованные железом, были распахнуты настежь, и по обе стороны стояли вооруженные охранники, не чета ночному «стражу». Хотя, всего-то от него требовалось, небось, поднять шум в случае нападения.
Прошли мы без проблем, останавливать нас не стали. Вир лишь слегка кивнул стражам, но они даже головы не повернули, проигнорировав жест вежливости.
Сновавший по улицам туда-сюда люд при нашем появлении тут же старался скрыться в ближайшем проулке, а если это не удавалось, то хотя бы перейти на другую сторону улицы. Несколько не особо внимательных прохожих даже чуть не угодили под копыта лошадей, тащивших по улице груженые телеги. Возницы начинали истошно браниться, но завидев нас, мигом замолкали и старались побыстрее скрыться.
– Странные здесь люди, – почему-то шепотом сказала я. – Меня ночью даже и не подумали пустить. Благо хоть охранник дорогу к твоему дому показал, да и то только после того, как я намекнула ему о том, что ему бы было как минимум неприятно, если бы его дети в такую погоду оказались на улице. Теперь вот шарахаются, как от прокаженной.
– Шарахаются они не от тебя, – также шепотом ответил Лирэй, – а от меня. Странно, что после упоминания о детях Матвей вообще что-то тебе сказал.
– Почему?
– У него недавно всю семью волколаки загрызли. Жену, дочь и сына. Кстати, возможно, именно их я и упокоил вчера ночью.
– Жаль.
– Кого? Волколаков?
– Да нет, – я махнула рукой. – Матвея этого. Бедолага. Как он еще держится.
– Поэтому и пошел в ночные стражи, чтобы кошмаров не видеть. Они прямо на его глазах превратились.
– Ужас какой. А почему от тебя так шарахаются?
– А сама утром?
– Ой! Действительно. Тяжело так жить!
– Ничего, я привык. К тому же, так на нас реагируют только в деревнях. В более-менее крупных городах виров не любят, это заметно, но так откровенно не боятся. Ну, вот мы и пришли, – отрапортовал мужчина, открывая передо мной дверь лавки портного.
Оставив коней у входа на попечение мальчишки подмастерья, мы окунулись в прохладный полумрак помещения. Напротив двери стоял прилавок, на котором лежали отрезы различных тканей, по стенам были развешены уже готовые изделия: платья, брюки, юбки, плащи. В лавке никого не было.