– Так с чего начнём? – решив нарушить молчание, висящее между нами вот уже пару часов, спрашиваю я. – Планета вроде как большая, где ты собираешься её искать?

Индеец продолжает задумчиво хранить молчание, на что я решил не обижаться. Думаю, ему есть о чём подумать. Я тихо плёлся следом, продолжая думать о своём, любуясь пейзажами.

Отыскав небольшую пещеру между скалами, мы решили сделать привал. Уже вечерело, солнце скрывалось вдалеке, отдавая последние всполохи света рыжими переливами. В пещере становилось зябко и Нокс, чертыхаясь, старался разжечь костёр. Заметить его было бы сложно, так как пещера располагалась на отвесной скале возле воды. Вода шумными волнами поднималась к кромке пещеры, где я и расположился, любуясь каплями, которые долетали до меня, когда высокая волна разбивалась на множество серебристых искорок. Всё это было для меня необычно и я, как ребёнок, наслаждался каждой мелочью. Хоть я и сидел уже насквозь мокрый, улыбка никак не хотела сползать с лица. Со стороны Нокса послышалась очередная порция брани и я потянулся к сумке. Достав сигарету с зажигалкой, я с улыбкой посмотрел на выражение лица индейца. Целая буря эмоций сменилась за пару секунд. Громко хохотнув, я поджёг сигарету и бросил зажигалку в цепкие пальцы наёмника. Он ещё раз вспомнил меня добрым словом.

– Я, конечно, не против, но хотелось бы побольше войти в курс дела. Мне особой разницы нет, где и как болтаться эти дни, но хотелось бы быть… полезным что ли, – я выдыхаю дым и тушу окурок.

Не дожидаясь ответа, иду к своим вещам и переодеваюсь в сухую одежду. Натягиваю чёрный джемпер и брюки карго.

Нокс долго хранит молчание, раздувая пламя ветерком, что слетает с его пальцев лёгким дуновением.

– Я знаю, откуда следует начать её поиски, – хриплым голосом задумчиво произносит Нокс. Его слова эхом разлетаются по пустоте пещеры, оседая в душе нотками тревоги. – Нам было шестнадцать, когда нас разлучили, – он закатывает руку и я вижу на его загорелой коже отчётливые белые линии, которые складывались в татуировку правящей монархии. Белые линии означали стихию воздуха, но это я уже знал. – После смерти матери наш отец продал одного из нас за долги во благо государства, так он сказал. И выбор, к сожалению, пал не на меня, – я слышал, как голос его дрожал, рана от потери сестры была для него всё ещё свежа после стольких лет. Я кожей чувствовал его растерянность и, должен признать, его доверие отзывалось в моём сердце непонятными для меня вибрациями сочувствия, но я мысленно пнул себя, понимая, что моё сочувствие ему ни к чему.

Я ещё раз прошёлся взглядом по его татуировке. Хоть у меня не было должного образования, я знал о семьях монархии. Причудливые линии тянулись от самого плеча до кисти руки. Это были иероглифы древнего языка, но вся татуировка оттенялась цветом стихии, которой мог управлять монарх.

– Когда её забрали, её силы ещё не пробудились, я даже не знаю проснулись ли они вообще. Именно поэтому отец отдал её, а не меня. Я сопротивлялся. Пытался убежать сотни раз. Я умолял отца вернуть её даже спустя годы. Но он был непреклонен. И однажды я просто выжег всего себя. Мои волосы побелели именно от этого, – он подцепил пальцами прядь волос, задумчиво разглядывая её, поджимая губы, – Я отдал всё до последней капли, но уничтожил всё что было ему дорого. Я не оставил ни одного камня в семейном замке. Лишил его всего за пару минут. И после этого узнал, что её продали на Арену. Я был слеп и наивен, думал, её выдали замуж или что-то в этом роде. Но оказалось, долги были личные, и её продали как рабыню.