А Алея, понятное дело, не хотела. И надевать ужасное платье, на которое ушёл целый сундук драгоценных камней, не горела желанием. Да им же человека убить можно! Ладно, она – кхари – привычная…

Однако слово было дано, и ей пришлось подчиниться.

Когда девка-чернавка окончила помогать воеводиной дочери одеваться, Алея с трудом узнала себя в зеркале. Хороша! Нет слов, чтобы описать, как она стала хороша. Но чужой, холодной красотой, сродни хозяйке медной горы из детских сказок. Её будто одели в крошку из самоцветных камней – синих и зелёных, она вся переливалась, как каменная ящерка, стоило ей лишь слегка пошевелиться.

И кхари сложно было представить мужчину, согласного жениться на такой ледяной глыбе, если только он не ищет способа обогатиться за счёт невесты.  Начать испускать холод ещё и глазами, ей не стоило никакого труда. Губ Алеи коснулась грозная усмешка. Она всерьёз вознамерилась утереть тётке Марфе нос. Пусть только сунется какой-нибудь охотник до богатого приданого, ей будет чем его приветить…

***

Алее очень хотелось переговорить с мамой с глазу на глаз перед тем, как идти на пир, но у неё ничего не вышло – времени совсем не осталось. Сёстры подхватили её под руки и почти понесли, хохоча, в сторону княжеской гридницы – огромного длинного помещения, предназначенного для пиров и приёма важных посольств.

Купца нигде не было видно, и Алея забеспокоилась – неужто его не пригласили? Сама она села рядом со Жданой – самой старшей своей сестрой. Села – и поняла, что сарафан мёртвым грузом придавил её к лавке – подняться теперь будет очень проблематично.

Где-то в углу заиграли гусляры, а виночерпии понесли разливать первые кувшины с заморскими винами. Гости за столом собрались все знатные и приближённые к князю. И чем ближе к Миродану они сидели, тем больше самых разных заслуг имели перед Лурьей. Там же находились мать с отцом и другие нарочитые мужи с жёнами. Сам князь сидел во главе стола с супругой. По правую от него руку примостился его сын – отрок Оназар. А рядом с княгиней расположилась дочь Миродана от первого брака – великовозрастная Нарина.

Кого-то из гостей Алея помнила хорошо, некоторых видела впервые. Но ни в одном лице кхари не разглядела веселья, какое встречалось на пирах раньше. Это было что-то из ряда вон выходящее. Не могло же всё настолько измениться в Лурье за время её отсутствия. И тем не менее пир уже начался, послышались первые тосты, но радости в них не слышалось.

– Отчего гости сидят, словно скованные льдом? – тихонько спросила Алея у сестры.

Ждана кинула быстрый взгляд вокруг и удивилась:

– Тебе не сказали? Наверное, просто времени не нашлось.

– Не сказали что?

Сестра склонилась к уху Алеи и быстро зашептала:

– Только вчера в Златолучье кончился пятидневный траур. Так что, считай, это пир только на словах в честь вашего с егерской дочкой возвращения. На самом деле князь хочет просто расшевелить народ.

– А траур из-за чего? – округлила глаза Алея.

– Случилось страшное, сестрица, и говорить об этом сейчас не место и не время, но я, так и быть, скажу тебе, – совсем понизила голос Ждана. – Какие-то нелюди осквернили Запретный курган с неделю назад и убили всех до единого, кто там нёс службу. Десять молодых гридей сложили голову на могиле первого Острогляда. Девятерых изрубили на куски в требище, а один смог вырваться и сесть на пегаса. Но не долетел – разбился в ночи. Его нашли в лесу на подступах к Златолучью. Лицо у него, говорят, было страшное, будто перед смертью он видел само Лихо. И нет объяснений отчего упал его пегас. Та ночь выдалась ясная – лететь одно удовольствие. Но крылатый конь всё равно врезался в землю и проложил целую просеку в лесу своим телом. Оттого их быстро и нашли. Гридя опознали и отправили отряд в Запретный курган. А там такое, что перед сном лучше не видеть и не слышать.