Глава вторая:
Перестройка и общество
(Политические реформы)
Как отмечалось выше суть «обновления общества» М. С. Горбачев видел в соединении социализма и демократии, в установлении «лучшего социализма».
Тем временем намечаемые пути осуществления перестройки или не давали ожидаемых результатов или не работали вообще. Появлялись неожиданные препятствия. Перестройка, как отмечал академик. Яковлев
«всё глубже увязала в неопределённостях идей и практических задач» [7, т.2, стр.13].
Проявлялись симптомы старой болезни советской системы, когда слова и намерения не подтверждались делами. Провозгласили Перестройку, а осуществляли её с помощью старых механизмов, поэтому движение было возвратно-поступательным или вообще ни каким. Одной из причин этого была слепая вера руководства в построение какого-то истинного социализма.
«Мы обсуждали в разных вариантах проблемы возврата к неким ленинским принципам, сочетания плана и рынка, резкого повышения социальной эффективности экономики, но через государственный контроль. Для этого надо было преодолеть партийно-идеологическую косность, государственное засилье во всех сферах жизни, сопротивление бюрократии, милитаристский характер экономики, да и глубоко засевшую во всех слоях общества рабскую психологию» – вспоминает Яковлев, и тут же делает свойственный ему честный и самокритичный вывод: «Конечно, надо было! Но реформаторская мысль наверху ещё не доросла до того, чтобы признать: все эти намерения пустой звон в подземелье системы, которая не станет добровольно пожирать сама себя. Эту систему надо было ломать без колебаний» [7, т.2, стр. 24].
Среди некоторых реформаторов находятся оппоненты утверждению о том, что именно в 1985—1986 годах
«Наступил этап исторически уникального бескровного перехода общества из одного качества в другое, от диктатуры к свободе» [7,т.1,стр.402],
которые начало этого этапа относят к 1991 году, имея в виду – провал путча. Думаю, что большинство взрослого населения того периода, живые свидетели происходящих событий, в том числе и я, согласятся с этим. Путч потому и провалился, что общество находилось уже в новом качестве и обретённую свободу отдавать ни кому не собиралось, хотя и воспринимало решение партии о необходимости перестроечных процессов в общественно-экономическом развитии страны, в осуществлении внутренней и внешней политики неоднозначно.
Старшее поколение в своей основе относилось к этому решению более чем насторожено, а иногда и протестно, полагая под этим происки ревизионистов и врагов советской власти. Надо сказать, что во власти было не мало сподвижников, подогревать эти настроения.
Люди среднего возраста, к коим относился и я в силу определённых обстоятельств, связанных с нашим восприятием своей жизни в обществе, построенном нашими предками и, которое нас принуждали боготворить, относились к этому процессу более с надеждой, чем с настороженностью. Надо признать, что и в нашей среде было не мало идеалистов, людей слепо верящих в большевистскую ложь или идеологических психопатов. Наше поколение, также как и наши предки поднявшееся на большевистской закваске, в большинстве своём пережившее потери или смерть родных и близких в Великой Отечественной войне, перенесшее все выпавшие на долю народа тяготы и лишения, было близко им по духу. Но в отличие от глубокоуважаемых нами представителей старшего поколения, мы к началу перестройки находились на стадии освобождения от многолетнего дурмана лживой идеологии. В этом нам помогала сама партийная власть. Изменчивость её приоритетов в зависимости от смены лидеров, замшелость её принципов и постулатов, противоречивость действий и неспособность к реальному восприятию окружающего мира и адекватному его отражению в проводимой внутренней и внешней политике, вызывали недоверие к партийным лидерам и к их призывам. Наша вера в идеалы, внушаемые нам с детства, была основательно подорвана. Своё и определённой части моих современников отношение к провозглашённому партийной элитой курсу на Перестройку, я выразил в строках, написанного мною в 1987 году стихотворения: