– Тоже выйдешь или хочешь посмотреть? – Дин вытягивает руки. Марго с каменным лицом расстегивает наручники и отходит обратно на прежнее место, вовсе не собираясь уходить в коридор. – Как знаешь.

Искоса наблюдая за тем, как Дин без стеснения снимает с себя одежду, раскидывая ее вокруг, она лихорадочно пытается сообразить, как поступить дальше. Дело принимает неожиданный оборот, а ведь она даже не сможет объяснить другим, почему вдруг решила оставить пленника в живых. Такое никому не нужно знать – правда ведь на органы растащат. Джеймс так вообще расцветет тюльпанами от счастья, если узнает, какой ценный кадр находится непосредственно на их базе.

Но какое дело Марго, если подумать? Какое ей, блять, дело? Любой бы сказал, что таких, как Дин, в живых оставлять нельзя – они не менее опасны, чем обычные зараженные. И ничем от них не отличаются.

От нечего делать Марго собирает разбросанную одежду и складывает ее на стуле. Потом поднимает взгляд и смотрит через запотевшее зеркало на чужой темный затылок. Такие, как Дин, не могут просто от балды быть за тех, из-за кого случилась катастрофа. Должна быть причина – причем очень веская. Настолько серьезная, что за нее скорее умрут, чем выдадут сведения о тех, за кого приходится выступать. Что же это?

Пар на зеркале собирается в капли, и те срываются вниз, разрезая мутное отражение Марго на лоскутки. Она не оборачивается, когда стихает шум воды и слышится шлепанье чужих босых ног.

– Я закончил.

Марго вздрагивает и переводит взгляд на Дина. На его груди чернеет какой-то рисунок, но она не успевает толком рассмотреть – тот прячет его под футболкой.

– Давай поступим по-другому, – предлагает Марго, глядя в чужие глаза прямо и твердо. – Ты должен мне что-то рассказать. Пусть это будет то, что ты рассказать можешь. Такое ведь есть?

– Не уверен.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два, – нехотя отвечает Дин.

– Видишь, все же есть, – улыбается Марго. – Слава богу, что ты совершеннолетний.

– А то что? Совесть бы сожрала?

– Может быть.

На обратном пути она не надевает на Дина наручники. И молится про себя, чтобы не ошиблась хоть в этом.

Марго не сразу понимает, что наступил вечер. Первым замечает Дин – внимательно смотрит в маленькое окошко под самым потолком, за которым уже темным-темно. Они уже три часа молча сидят друг напротив друга, а Марго не решается даже отойти поесть, будто ее отсутствие может как-то повлечь за собой исчезновение пленника. Это, конечно, обычная паранойя, не более того, но кто его знает.

И самое удивительное – Дин больше не пытается полезть с ней в драку. Сидит себе спокойно на кровати, подпирая спиной стену, и оглушительно громко молчит. Смотрит периодически в окно под потолком и молчит. А Марго пытается разглядеть в его движениях хоть что-нибудь, похожее на подсказку: за что цепляться, куда бить, с какой стороны пробовать подступиться.

Она поднимает левую руку – бинты на пальцах уже давно потрепались – и какое-то время разглядывает бурые пятна крови на посеревшей повязке.

– Ты можешь передавать вирус? – Первый вопрос, который Марго задает за последние часы.

Дин поворачивает к ней голову. Его волосы после душа высохли беспорядочной копной.

– Могу, – следует вкрадчивый ответ; Марго вскидывает брови. – Могу, но не в те моменты, когда выгляжу как человек. Ты понимаешь, о чем я. Так что расслабься, ничего тебе не будет.

– Да я-то спокойна. – Она немного наклоняется вперед, упираясь руками в стул между своих ног. – А ты вот почему само спокойствие?

– Я устал, – пожимает плечами Дин. Звучит предельно честно.

– Ты устал из-за того, как мы над тобой издевались, или из-за… – Марго выставляет вперед руки и крючит пальцы, явно делая вид, что у нее когти. Смотрится, наверное, тупо.