– Джекет.

В первый вечер…


– Так ты заблудилась?

Это я спросил уже потом, после коротких сбивчивых вопросов и ответов, как называется по-ихнему хлеб, а вино, а дом, а трава, а луна, а солнце, а вино, а лю… нет, нет, про Люблю я её не спрашивал.

– Так ты заблудилась?

Нет, она не заблудилась, всё оказалось банальнее, – торопилась в город, ехала в повозке, возвращалась из гостей, вроде как разругалась с кем-то, поэтому ехала одна, а с повозкой что-то случилось, то ли колесо она сломала, то ли что – Джекет пришлось идти пешком, не успела в город к полуночи, еще видела, как закрываются ворота вдалеке.

– А лошадь? – спросил я, – лошадь?

– Лошадь? – Джекет изумленно уставилась на вороного Брауни, который пасся за воротами.

– У тебя сломался экипаж, но ведь у тебя была лошадь, которая везла повозку.

– Нет, – Джекет помотала головой, – не было лошади.

Я ничего не понимал. Я представить себе не мог, что хрупкая Джекет тащила на себе повозку, хотя, быть может, это была маленькая тачка, груженая урожаем или еще там чем. У тачки отвалилось колесо, треснула ось, и надо было всё бросить и спешить в город – но глупая Джекет кинулась поправлять ось, потеряла драгоценное время до захода солнца или до полуночи…

– Ты везла повозку? – догадался я.

– Нет-нет, что ты, – Джекет замотала головой, – я ехала в повозке.

Я ничего не понял, да мне и не надо было ничего понимать. Сегодня предстояло немало дел – разгрести хлам в комнатке на чердаке и устроить там спальню для Джекет. А еще надо было вырезать парочку тыкв и зажечь в них свечи, чтобы Джекет было светло.

– Ты… ты чего?

Я обернулся и увидел, что тонкие плечи Джекет вздрагивают, – я догадался, что она плачет, да я бы тоже плакал, если бы потерял свой дом и оказался в неведомых краях безо всякой возможности вернуться домой.

– Ну что ты, – я обнял Джекет за плечи, – мы… мы догоним настоящее, и…

Я тут же понял, что сболтнул глупость. Немыслимо было догнать Настоящее, не стоило даже и пытаться. Я не говорю уже о том, что пришлось бы идти через темные времена после Самхейна, что было подобно смерти.

– Я… а я знаю, что делать… через год Настоящее вернется сюда, и ты снова в него вернешься.

– Джекет недоверчиво всхлипнула.

– Я дам тебе самого быстрого вороного коня, ты поскачешь в нем в свой город… ты успеешь…

Тут же я сам спохватился, что Джекет может и не успеть, слишком коротко время между началом Самхейна и закатом солнца, когда нужно одолеть огромное расстояние между Безвременьем и Настоящим, успеть в город до того, как закроют ворота и зажгут фонари.

– Ничего, – продолжил я, – мы пойдем с тобой в Мабон с его золотой листвой и в Лугнасад, где черничные ночи, и там ты запрыгнешь в своё настоящее, когда оно прикатится туда…

Джекет благодарно обняла меня и прижалась губами к моей щеке…

…в ту ночь я узнал, как на их языке будет – люблю…


…а через какое-то время в наши неприютные края пришли дурные вести – кто-то сообщил, что в далекий Имболк не прикатилось Настоящее.

Сначала мы не придали значения этой новости, и даже тетушка Луна не вздохнула по обыкновению – куда мир катится. Дядюшка философски заметил, что бывает, Настоящее запаздывает в Имболк на два-три дня, а то и дольше. Но когда прошла неделя, а Настоящего все так же не было в Имболке – напрасно местные жгли свечи и костры, – мы поняли, что что-то случилось.

Джекет ничем не выдавала своего огорчения и беспокойства, но мы видели, что она буквально не находит себе места – тетушка Луна уже и не знала, как взбодрить нашу тихую и кроткую Джекет. В этот вечер я снова узнал, как на языке Джекет будет «люблю».