– А что так, Петр Петрович? Случилось что? Зачем я могу пригодиться в участке? – женщина кокетливо повела плечами. – Может, я могу пригодиться этим красавчикам, которых вы привели?

– Зинаида, еще раз предупреждаю: отвечать только на мои вопросы. Прекращай эти свои глупости, – Ферапонтов отодвинул женщину с дороги и кивнул остальным мужчинам идти за ним.

– Ой, а что так? Это обыск, Петр Петрович? Так у меня все в порядке. Я законопослушная гражданка, – Зинаида разговаривала с Ферапонтовым, а заодно жеманно подмигивала всем мужчинам попеременно.

– Зинка, хватит. Заарестую я тебя. Язык у тебя во рту не помещается, балаболит не к месту. Все, пошли, – и городовой первым шагнул в помещение.

Прошли по узкому коридору, заставленному каким-то барахлом, спотыкаясь и отпихивая то, что попадалось под ноги. Зинаида шла позади и что-то взволнованно шипела. Авдеев, шедший последним из мужчин, слышал тихое: ирод, аспид зловредный.

Ферапонтов, не оборачиваясь, рыкнул:

– Зинаида, я слышу все.

Женщина замолчала.

В довольно большой комнате, в которой не было двери, обнаружилось несколько девушек. Они чинно сидели по лавкам, спрятав глаза, и качали на руках детишек разного возраста. Еще несколько совсем маленьких детей лежали на лавке и сидели на полу. В глаза бросилось, что дети были завернуты в ужасающе грязные лохмотья и казались слишком тихими и спокойными. Они безучастно смотрели перед собой, даже не отреагировав на вошедших. Запах грязи, немытого тела и нечистот стоял невероятный.

– Это все девушки, которых я приютила по доброте душевной, Петр Петрович. На улице с детишками подобрала и теперь вожусь с ними, кормлю да пою. Они все хвалят меня и благодарят за кров и заботу. Так, девушки?

Мегера в пышном платье выдвинулась чуть вперед. Девушки, как будто их кто-то дернул за веревочку, принялись благодарить Зинаиду Прохоровну за материнскую заботу.

Ферапонтов брезгливо поморщился:

– Кончай концерт, Зинка. Я не вмешиваюсь в твои дела, пока все спокойно и никто не жалуется. А вот сейчас мне пожаловались, и я недоволен. Кто у тебя сегодня промышлял в трактире у Кузьмича, да часы у господ увел?

– Ах, часы нужны! Вы за ними пришли. Такие серебряные часики, да с надписью?

– Да, – не выдержал обещания молчать Павел.

– Да-да! Зачем мне часы чужие? Девочка ошиблась, зачем-то принесла их мне.

Зинаида суетливо ринулась в соседнюю комнату и принесла часы. Павел выхватил их из рук, открыл, посмотрел на циферблат и вздохнул с облегчением.

Городовой взял женщину за подбородок и погрозил толстым волосатым пальцем:

– Зинка, доиграешься! Через недельку приду проверить, как с детишками управляешься. Корми их хоть, дурища. Они тебе деньги приносят, а ты их голодом моришь, да травки разные божьим созданиям подсовываешь. Шмотки краденные опять напялила, тетеха ты нескладная. Ух, убил бы скудоумку.

Потом обратился к мужчинам:

– Идемте, господа. Я позже здесь разберусь.

Медленно, переглядываясь и не понимая, как вести себя, авдеевцы потянулись к выходу. Уже на улице они окружили городового:

– Да как же так, Петр Петрович. Там же дети. Это же чужие дети, возможно краденые, и они больные. Не могут себя так вести нормальные дети. Надо Зинку арестовать, а детей отдать в приют.

Ферапонтов вздохнул:

– Это Хитровка, господа. Тут свои законы, и мы только может следить, чтобы Хитровка не выплеснулась на улицы Москвы. Статус кво, как сказал один умный законник. Мы их стараемся не трогать, пока ситуация контролируемая.

А дети. Я знаю, что дети чужие. Сколько тут таких! И не сосчитаешь. Бабы пропащие рожают и сами продают своих детей за шкалик вот таким теткам. Такая Зинка отдает детей в аренду нищим, чтобы они жалость вызывали своим видом. Это называется иностранным словом бизнес. Гадость, одним словом.