– Спасибо за сочувствие, – говорю я. – Вы не могли бы показать, как отсюда выйти? Я спешу.
Рокс чешет нос рукой в перчатке, которая оставляет на нем грязный след, и указывает в глубину туннеля.
– Смотри: иди все время по рельсам, это где-то около двух километров. Держись левой стороны, до самого конца. Когда туннель закончится, там будет дырка в заборе. Пролезь в нее, поднимись по берегу, и voila! Ты окажешься в одном квартале от желтой линии.
Она поворачивается к Ролу, который забыл выключить прожектор, и свет от него скачет по стенам.
– RER jaune, oui?
– Mais, oui, – сверкает белозубой улыбкой парень.
Уверена, что через несколько лет эта улыбка разобьет не одно женское сердце.
– Два километра? Это больше или меньше, чем две мили? – переспрашиваю я, всей душой надеясь, что меньше.
– Немножко меньше, – говорит Рокс, – но туннель старый, надо смотреть, куда идешь. Бежать не советую.
Я тяжело вздыхаю. Опоздание на поезд отбросит меня как минимум на два дня назад, и все мои достижения пойдут коту под хвост.
– Ладно, попробую. Буду идти по шпалам.
– Через час? – с сомнением в голосе говорит девушка. – В жизни не успеешь. Двадцать минут до метро, и столько же ехать до вокзала. И ты же говорила, у тебя украли деньги?
– Ну и черт с ним, все равно попробую.
– Подожди! – кричит Рол, показывая, что он знает еще одно английское слово, и начинает расстегивать молнию на своем костюме. – J’ai une autre idée![13]
Рол достает что-то из внутреннего кармана, и они с подругой обмениваются короткими непонятными фразами. Рокс поворачивается ко мне. У нее в руке маленький пластиковый пакетик. Ее лицо выражает надежду, смешанную со скепсисом.
– Как ты чувствуешь себя в замкнутых пространствах?
У меня появляется нехорошее предчувствие. По рельсам снаружи колошматит дождь. Девушка указывает на черную дыру у нас под ногами.
– Я знаю, с непривычки выглядит пугающе, – говорит она, снимает фонарь и направляет свет в отверстие. – Но когда пролезешь, там будет попросторнее. Можно даже идти в полный рост, честно. Там примерно сто – сто пятьдесят метров. Потом поднимаешься по маленькой лесенке – и voila!
Я тяжело сглатываю и отвожу взгляд от входа в пещеру.
– Что «вуаля»?
– Метро. Станция «Эйфелева башня». В пяти минутах ходьбы, не больше.
Перевожу взгляд с серьезного лица девушки на радостную физиономию парня.
– А по верху короткой дороги нет?
Они мотают головами.
– Подняться можно только с веревками, – объясняет Рокс, сжимая в руке пластиковый пакетик. – Это проездной Рола. Денег у нас тоже нет, но он тебя проведет.
Я смотрю на парня. Он наконец додумался снять фонарь и сверкает улыбкой.
– Почему ты это делаешь?
– Мы там внизу всегда помогаем друг другу, – с чудовищным акцентом говорит он по-английски.
Я бросаю взгляд на осыпающуюся трещину в полу туннеля. Туда поместится разве что некрупный пекинес.
– Я туда не помещусь.
– Поместишься, – уверяет меня Рокс. – Рол больше тебя, и пролез.
– Спускаться будем задом.
Рол одобрительно кивает, напевая что-то себе под нос, и протягивает мне свои желтые перчатки.
Я тяжело вздыхаю, стараясь не думать о миллионах скелетов, захороненных в катакомбах, и лезу задом в нору.
Глава 18
Инстаграм: Роми_К [Париж, Франция, 27 марта]
#ДорогаВАд #СумасшедшиеКатафилы
97 ♥
Что я узнаю под землей:
1. Шахтеры, трудившиеся в старину под землей на месте будущего Парижа, с помощью ручных инструментов добывали так называемый лютецианский известняк. Они оставили после себя более двух сотен миль извилистых подземных лабиринтов.
2. Катакомбы находятся под системой канализации. Под туннелями, по которым проходят электросети. Под метро.