– Во-вторых… Тебе никогда не приходило в голову, что, кроме железных мускулов, кое-какое значение имеет содержимое черепушки?

– Макс… – я сделал попытку засмеяться. Неудавшуюся. – Если бы у нас с тобой на двоих были бы хотя бы один комплект мозгов, мы бы не вляпались в такое дерьмо.

Мы помолчали.

– Кир!

– Да? – я знал, что он скажет.

– Оставь меня на этом острове.

– Иди в задницу, Макс!

– Да послушай же, кретин! У меня вовсе нет желания заниматься самопожертвованием. До города уже близко, я чувствую. Дойди сам и отправь за мной вездеход. Это будет лучше для нас обоих. Со мной на плечах у тебя втрое меньше шансов. Знаешь, как я буду зол на тебя, если ты загнешься в километре от купола?

Я ничего не отвечаю. Слова Макса разумны, это мне понятно. Но я его не оставлю. Не только ради него, ради себя.

– Еще пять минут, Макс, и двинем дальше.

Хочется отдохнуть побольше, но если я пролежу слишком долго, то просто не смогу больше сегодня встать.

– Ты – идиот, Кир!

– Заткнись, Макс.

– Ты не дойдешь.

– Мы дойдем.

Быстрыми темпами опускаются сумерки. Тусклое солнце, готовое скрыться за горизонтом, светит прямо в лицо – Город расположен точно на западе от места нашей аварии.

Следующий островок станет местом нашего ночлега. Последнего ночлега в этом болоте. Я не оптимист и не пессимист. Но ночлег будет действительно последним, завтра мы или дойдем до Города, или умрем. Я чувствую это с какой-то непонятной для меня самого ясностью.

Остров попадается длинный, протяженностью метров пятнадцать, и очень узкий. Настолько узкий, что нам с Максом приходится лечь друг за другом.

Я на минуту снимаю респиратор. Дышать здешним воздухом практически невозможно, но я знаю абсолютно точно, что сдохну немедленно, если не дам лицу хоть немного отдохнуть.

Несмотря на дикую усталость, сон долго не идет. Мы болтаем с Максом. Вспоминаем переделки, в которые попадали прежде. Разговор идет легкий и даже веселый, быть может, и Макс, наконец, поверил, что мы дойдем?

Вспомнить нам есть что. Мы знакомы всего восемь лет, но воспоминаний хватило бы на две-три нормальные размеренные жизни. Которые и мы вели до того вечера в баре.

Бар был самый обычный, ничем не примечательный. Земной, разумеется, до того, как мы познакомились, ни я, ни Макс не покидали родную планету. Названия бара я сейчас уже и не вспомню, но была суббота, это точно. Свободный мест – раз, два и обчелся, и я присел за столик к невысокому близоруко щурящемуся пареньку, который при помощи крепкого алкоголя целеустремленно доводил себя до состояния неодушевленного предмета. Приблизительно треть пути он уже успешно преодолел.

Сидеть рядом с ним в трезвом виде мне показалось очень невежливым, и я принял подряд три двойных. Заводить разговор я был не расположен, мой сосед тоже к этому не стремился, и поэтому мы ограничились обычным знакомством.

– Макс, поэт-неудачник, – представился он.

Я счел подобную информацию излишне исчерпывающей, и назвал только свое имя.

Следующие пару стопок мы сопровождали чоканьем и скороговоркой «твое здоровье». Потом меня все-таки заинтересовало, почему Макс называет себя неудачником.

– Не хотят печатать то, что ты пишешь? – сочувственно спросил я.

Макс неопределенно помахал рукой.

– Не хочу писать то, что они печатают.

Еще через пару рюмок Макс читал мне свои стихи – те, которые никогда не напечатают. И те немногие, которые все же видели свет. Переход разговора на обсуждение недавно открытой планеты Веджай, где туземцы мастерили нечто плохо поддающееся человеческому разумению, показался вполне логичным.

И когда поэт-неудачник предложил бросить все и прямо завтра рвануть туда, это тоже не выглядело чем-то странным.