– Не робей! Иди сюда! – позвал Киприан. Подобрав подол, Пелагея поспешила к нему. – Дерево только на первый взгляд толстокожее, – объяснил он. – Скажешь правильные слова – станешь его повелительницей.

Он снова что-то шепнул на непонятном языке, и ветвь, на которой они с Пелагеей устроились, начала подниматься, точно кабина барахлящего аттракциона.

С тех пор, как в лесу обнаружились первые силки на арний, солнце в небе стало редким гостем. Чаще всего на него наползали тучи. Но сегодня повезло. Когда ветвь поднялась еще выше, Пелагея зажмурилась от яркого света. Превратиться бы сейчас в горлицу, отправиться, куда глаза глядят! Перед нею распростерлась головокружительная даль. Небо – фарфорово-голубое, облака – перистые, невесомые. Так и хочется улететь.

– А вот и силки, – сказал Киприан.

– Где?

Пелагея повернулась слишком резко. Щетинистые ветки сосен и елей, одеяние ее спутника – всё вокруг внезапно закачалось и перевернулось с ног на голову. Белый цилиндр покинул своё законное место и полетел вниз. Пелагея едва не кувырнулась следом. Ее подхватил Киприан.

– Держись крепче, – выдохнул он. – Если вернусь без тебя, Обормот меня живьем проглотит.

– Хе-хе, – сдавленно рассмеялась та. – Не знала, что он на такое способен. Но буду иметь в виду.

За день они вдвоем ухитрились вывести из строя больше сотни ловушек. Киприан научил Пелагею тихому языку деревьев, посвятил в кое-какие различия между березами, дубами и соснами.

Пелагея не зря бросалась к березкам с объятиями всякий раз, как встречала их на пути. Чтобы задобрить белоствольную, ее следовало именно обнять. Дубы, наоборот, нежностей не терпели. Ну а уж соснам было всё равно. Они спешили вымахать до облаков и растили свои кроны на такой высоте, что о земных существах почти не думали.

5. Любой каприз

На обратном пути заметили арний, угодивших в зубастые капканы на крупную дичь. У всех без исключения были сильно повреждены крылья. Из ран сочилась кровь.

– Безобразие! – высказалась Пелагея. – Просто зла не хватает! Почему бы Грандиозу не оставить лесных жителей в покое?! Или он думает, раз богач, значит, ему всё дозволено?!

Киприан расправился с капканами в два счета, словно они были сделаны из детского конструктора. Разломал, выбросил в кусты. Не в карманы же обломки пихать. С собой взять следовало арний.

– Вылечим их дома, – сказал он и, прищурившись, глянул в небо. – Похоже, надвигается дождь.

– Недолго солнышко грело, – вздохнула Пелагея. Она аккуратно усадила нескольких птиц в заплечный мешок с жестким дном. Заплечник Киприана без проблем вместил остальных.

Мелкие веточки хрустели под ногами. В вышине настороженно шумели сосны. Когда «птичьи лекари» поднялись на крыльцо, ливень не вытерпел и брызнул тяжелыми струями.

Юлиана уже поджидала в сенях.

– Твой кот, – сказала она Пелагее, – из всех каш сносно варит одну лишь овсянку. Но даже в ней попадается эта проклятущая кошачья шерсть. У меня скоро аллергия начнется!

Пелагея развела руками.

– Я предлагала ему надевать во время готовки комбинезон. Но ты же знаешь…

– Арниям требуется неотложная помощь, – перебил Киприан и потащил Пелагею на крышу потайной комнаты.

Пока Юлиана отчитывала Обормота и чуть ли не с лупой выискивала в кастрюле шерстинки «безответственного повара», птиц наверху лечили. Причем весьма необычным способом.

Новоявленные ветеринары прижимали их к груди, покачивали и держали у сердца, словно арнии были младенцами, которых срочно нужно успокоить. Юлиана вышла из кухни с кастрюлей наперевес и даже позавидовала.

– Кто бы меня так вылечил! – задрав голову, крикнула она.