Вскоре Боря подал заявление об увольнении по собственному желанию.

– Ну и куда же ты собрался? – спросил сразу заговоривший Гурьев.

– Какая вам разница, Прокопыч, – ответил почувствовавший свою независимость Боря, – Главное, там буду получать в полтора раза больше, чем здесь.

– Где же такие деньги дают молодым специалистам? – удивился Мокшин.

– А там я не буду молодым специалистом. Это здесь, сколько ни работай, все буду считаться юнгой, и носить за Прокопычем документы.

– Чем ты, Боря, недоволен? – обиделся Прокопыч, – Ты же сам себя так поставил.

– А теперь вот выставляю, – завершил разговор Боря. Вскоре его уволили…

Следующим беглецом стал наш ветеран Леня Мокшин. Его уход был скандальным. Много суеты, бесплодных разговоров и уговоров. Леня стоически прошел все инстанции и вскоре исчез. А через месяц неожиданно объявился ведущим инженером в группе Коли Корженевского.

Группа Гурьева была обескровлена. Снова встал вопрос перераспределения работы. В результате центральный блок Мокшина передали Отто, а разгонный блок Захарова перекочевал в группу Бойкова. И я опять оказался в гордом одиночестве, но с гигантским объемом работы.

Всю зиму работал, не поднимая головы, а когда поднимал, видел вокруг лишь разброд и шатания. Группа занималась, чем угодно, но не работой.

– Люба, как идет разработка документации блока А? – спросил как-то Степанову.

– Прорабатываю исходную документацию, – профессионально ответила Люба.

– А поконкретней? – попытался хоть что-то уточнить.

– А конкретней… Честно говоря, даже не знаю, что делать, – прямодушно отметила она то, что было видно невооруженным глазом.

– А что Гурьев?

– Говорит, жди Афанасича. Он разработает, а мы все потом по образу и подобию.

– А как же план?

– А в плане пишем – проработка исходной документации.

– Хоть прорабатываете? – спросил я, а в ответ – тишина…

Примерно так же ответили и другие «разработчики» – Отто и Жарова. Ну и ну.

Весной меня посетили коллеги из Куйбышева – Маркин и Солдатов. Оказалось, со дня нашего знакомства они уже несколько раз бывали в Москве, но ввиду занятости так и не смогли встретиться ни с Кузнецовым, ни со мной. Сейчас же они приехали с реальным планом создания универсального оборудования для испытаний пневмогидравлики ракет, который мы обсуждали еще до начала работ по программе «Буран».

– Знаешь, Толя, – сказал Маркин, – Наше КБ сейчас может заказать такое оборудование для центрального блока. А вы сможете применить его для всего «Бурана». Гена уже поработал с нашими конструкторами и привез схемы типовых модулей. Хотелось, чтобы ты посмотрел и дал свою оценку.

– Нет проблем, Саша. Посмотрю с большим интересом.

– И еще… Ближе к лету мы собираемся в Харьков. Наше КБ там заказывает арматуру. Хотим предложить им делать наши модули… Сможешь составить нам компанию?.. С Мазо я договорюсь… Заодно Харьков посмотришь. Бывал там раньше?

– Еще бы! Мой родной город.

– Вот здорово!.. А то ни Гена, ни я в Харькове еще не были, – обрадовался Маркин.

Целую неделю мы с Солдатовым правили схемы и спорили до умопомрачения. К концу недели облик оборудования «нарисовался», и мы расстались, довольные друг другом…

Ближе к майским праздникам позвонил Боря и сообщил неожиданную новость – наша «тетя Клава московская», как мы ее называли, чтобы отличать от тети Клавы Зарецкой, решила навсегда уехать из Москвы. Оказалось, выйдя на пенсию, она все лето и осень прожила в Харькове. И ей настолько понравилось, что за зиму нашла выгодный обмен.

Тетю Клаву московскую я любил с детских лет. Она ассоциировалась у меня с Москвой. Проездом в Кораблино мы всегда останавливались в ее коммунальной квартире в Оболенском переулке. Позже в той квартире остался Боря с семьей, а тете Клаве дали комнату на Фрунзенской улице. Соседей стало меньше, но квартира, как и в Оболенском, была коммунальной. А тетя всю жизнь мечтала об отдельной квартире. Похоже, что только путем обмена ей, наконец, удалось осуществить свою мечту.