Неожиданно какая-то волна выбилась из общего ритма и стремительно ринулась за пенную границу. Мы с Таней мгновенно вскочили на ноги, чтобы нас не накрыло взбесившейся волной.

– Вещи спасайте! Вещи! – крикнула Светланка, которую волна едва ни сшибла с ног, пройдя на уровне ее пояса. Мы глянули и рассмеялись – свои вещи она уже держала, подняв над головой. Только они и остались сухими. Наши оказались в воде.

– Вот тебе и ребенок, – смеялись вокруг люди, которые, как и мы, не уследили за морем. Многие даже не успели вскочить, – Такая маленькая, и такая хозяйственная. Вещи, кричит, спасайте… Молодец, свои спасла… И о других побеспокоилась… Ну и ну, – удивлялись они…

И вот мы уже едем в обратный путь вдоль морского берега. Мы видели его впервые, поскольку, направляясь в Сочи, ехали здесь ночью. С грустью прощались с морем, подарившим незабываемые впечатления и чудесный загар. Вот оно мелькнуло в последний раз и скрылось до следующей с ним встречи. Плавная езда сменилась крутыми виражами под пронзительный визг колес, жестоко фрезерующих рельсы. Мы втягивались в горы.

Харьков проехали ранним утром. Я вышел на перрон родного города. После южного тепла здесь было заметно холодней. Я никого и ничего не ждал. Было грустно. Когда еще попаду сюда? Или так и буду проезжать мимо, словно это маленькая станция Покатиловка?

Москва встретила пронизывающим ледяным ветром, несущим заряды снега вперемешку с дождем. Кошмар. Погремели последней мелочью. Денег осталось лишь на метро и автобус. Фу-у-ух! Уложились…

– Афанасич, тут тебя завалили замечаниями по стандарту, – вместо приветствия сходу озадачил Гурьев, – Плохо работаешь, – тут же дал оценку моей «стандартной» работе. «Надо же. Уже Чебурашке не угодил. Быстро», – подумал я.

– Прокопыч, а ты сам замечания смотрел?

– А мне зачем?

– Ну, и как же ты можешь судить мою работу? Бред какой-то, – возмутился я.

Замечаний было действительно много, но лишь потому, что исходили из множества организаций. Реально их оказалось не больше полусотни. Половина из них отметалась с порога, с десяток были неплохими предложениями, а оставшиеся полтора десятка – просто спорными. Уже к концу рабочего дня доложил Бродскому результаты анализа замечаний.

– Прекрасно, Зарецкий. Хорошо, ты вышел из отпуска, а то я уже у Шабарова на контроле по этому стандарту. Пойду, доложу.

Через час Бродский вызвал к себе.

– Собирайся в командировку в Днепропетровск. Разработку стандарта передали им. А пока проведешь вместе с ними согласительное совещание по всем замечаниям организаций.

Что называется, с места в карьер.

– Куда ты поедешь? – узнав мою новость, недовольно спросила Таня, – Мы же только с дороги. Хоть бы отдохнуть дали.

И вот снова еду мимо Харькова. «Ну, здравствуй», – мысленно приветствую родной город, прогуливаясь по перрону его вокзала глухой ночью.

В Днепропетровск попал впервые. От города не в восторге, а вот Днепр произвел впечатление. Пять дней мне показались пятнадцатью. В основном, из-за неприкаянных вечеров. Через день уже вполне ориентировался в городе. Ранняя осень не давала разгуляться. И я с нетерпением ждал пятницу, потому что давно купил билет на автобус до Харькова.

Он довез меня почти до дома, высадив в самом начале улицы, на которой жили родители. Пятнадцать минут пешком, и я на месте. Радость встречи через полтора года разлуки. Вопросы, вопросы, вопросы…

И как три года назад ранним утром отправился на кладбище навестить мою любимую Людочку… Лучше бы этого не делал в тот мой короткий приезд…

Моя святыня была разорена. Кладбище разделили надвое какой-то скоростной трассой, причем она прошла по кварталу, в котором была могилка Людочки. «Где ты теперь, любимая?.. Тебе и после смерти не дают покоя… Как же я отыщу тебя, милая моя?» – безнадежно метался по дорожкам изуродованного погоста.