Ты возбужденно говорила, шутила, вовсю звенел твой смех-колокольчик, распугивая ночную тишину. И было трудно понять, где балагуришь ты, а где вещает твоя болезнь. С радостной улыбкой ты вдруг сообщила мне, что дни твои сочтены и твоя смерть неизбежна… Чья смерть?.. Я с удивлением смотрел на тебя – женщину в расцвете зрелой красоты, сияющей светом любви, обращенным ко мне, своему избраннику – и не верил, не мог поверить. Нелепая мысль больного человека, подумал тогда и попробовал переменить тему…

Ты мгновенно почувствовала мои сомнения и продолжила свои фантазии. Ты заявила, что не страшишься близкой смерти, и просила не плакать на твоих похоронах, а радоваться твоему освобождению. Ты рассказывала об этом так спокойно, так убедительно, без тени страха перед неизбежным, что я, под влиянием столь эмоциональной речи, забыл о твоем состоянии.

А вдруг ты не фантазируешь? Вдруг твой муж действительно задумал месть? Ведь травил же он тебя какими-то таблетками, как ты рассказала моей жене.

Это единственное, что пришло в голову. И решение встретиться с ним, понять его намерения, возникло именно тогда, когда смутно ощутил реальную опасность, угрожающую тебе. Саша Дудеев лишь поддержал меня.

И что же мы сделали? Пригласив его в твое убежище, мы фактически вернули тебя мужу, а уж он без колебаний сдал тебя психиатрам.

Прости меня, мой миленький Кузнечик, за невольное предательство твоего доверия. Мог ли я тогда предположить, что все кончится именно так, как ты предсказала…

Предсказала ли?..

А вдруг это вовсе не твое видение своей судьбы? Вдруг кто-то, коварный и жестокий, под видом сокровенных знаний смог внушить тебе ту роковую мысль, которая и сформировала твое гибельное решение, которое показалось тебе неизбежным и совсем нестрашным? Кто же тот злодей, уничтоживший тебя, и что толкнуло его на невиданную подлость?..

Прежде всего, это точно не твой муж. Мне кажется, он и сам околдован бессмыслицей, которой вы занимались. Он давно уже косвенно предъявил свое алиби – сперва странным поведением в дни похорон и поминок, а затем несокрушимым фатализмом осла, якобы ведающего, когда с него сдерут шкуру, а потому уверенного, что до той поры с ним ничего не случится.

Тогда кто?.. Впрочем, какая теперь разница, если ты, мой миленький Кузнечик, стала лишь воспоминанием в моем воспаленном разуме… И все же… Как сохранить рассудок, если жизнь бьет по голове, и с каждым разом все больней и больней?..

Черная магия… Эти слова я услышал от твоей мамы. Она слышала их от тебя, а потому совершенно уверена в причине твоего ухода… Может действительно, именно здесь разгадка? Как знать. Если бы я верил во всю эту белиберду… А так – черная магия, белая магия – для меня это что-то вроде марксизма-ленинизма, пустого словоблудия без практического смысла…

А пока я лишь вспоминал наши разговоры, когда мы сидели друг против друга и пытались понять, что же происходит и что ждет нас впереди.

– Знаешь, Толик, меня завербовали еще, когда я ездила в Перхушково, – начала Валя свой рассказ, когда решила «открыться» мне.

– Кто тебя завербовал, Валечка, и с какой целью? – попробовал достучаться до разума, ослепленного болезнью.

– Если бы я знала, – удивила она своим ответом.

– А как ты узнала, что тебя завербовали? – задал следующий целевой вопрос.

– Мне сообщили об этом.

– Кто сообщил?

– Не знаю, Толик.

– Он разве не представился? Ты подписывала что-нибудь? Подписку о неразглашении, например, или что-то в этом духе?

– Нет. Я вообще никого не видела, – снова удивила меня Валентина.

– А кто же с тобой разговаривал?