Он снова взял пустой стакан, покрутил его, снова посмотрел на свет и снова поставил на место. Волнуется, понял я. Непросто даётся ему этот разговор.

– А мог бы ведь вот, как ты, – сглотнув слюну, произнёс. И увидев мой сожалеющий взгляд, уже другим голосом произнес: – Ладно, замяли. Ничего уже не вернуть.

В коридоре раздался весёлых хохот, дверь в нашу восьмиместную каюту распахнулась и ввалились ребята, до маковки занесённые снежной пылью. Быстро сдёрнули с себя арктические неуклюжие шубы и унты.

– Вы, я вижу, тоже тут время зря не теряли, – кивнув на стол с бутылкой, сказал молодой бортмеханик из экипажа Семёныча.

– Не вам одним, – пробурчал тот в ответ. – Как время провели? Что-то не все явились. Где ещё двое?

– Нормально. А двое остались в дурака играть. Да и спирт кончился. Ты же больше не дал.

По укоренившейся с давних лет традиции в экипаже спиртом распоряжался штурман. От него зависело, сколько его можно списать на производственные нужды, а сколько…

– Неужели на деньги аборигены играть стали?

– Да нет, улыбнулся Лёша. – На поцелуи.

– Хозяйку что ли лобызают?

– Ну, скажешь, Семёныч! Она старая уже. С хозяином спирту глотнули – много ли им надо – и спасть среди шкур завалились. А у них две дочки есть. Вот с ними и играют. По типу: я проиграл – я целую, я выиграл – меня целуют.

– Развели амуры, – проворчал штурман, зевнув. – Доцелуются. – И стал молча разбирать свою кровать.

Двое остальных пришли, когда все уже спали.

            –

Наутро серый арктический рассвет обозначился ясным звёздным небом и усилившимся морозом. Ветер стих. На аэродроме закипела работа. Откапывали стоянки, приводили в порядок взлётную полосу. К самолётам подтащили тепловые машины для прогрева двигателей и кабин. Вернее, готовили один самолёт, собрав около него всю наземную технику. Потом второй и третий. На каждый уходило около 2 часов.

Лететь нам всем предстояло по одной и той же трассе на юго-запад вглубь материка, но до разных городов, и на всём её протяжении синоптики давали хорошую погоду. Надоевший циклон ушёл на восток.

Первым приготовили самолёт Семёныча. Все были в повышенном настроении, наконец-то начнётся работа. Пожали друг другу руки, пожелали удач. Расставались с шутками-прибаутками. Больше всех досталось ребятам, вернувшимся ночью. Мол, где же ваши подруги? И для них в самолёте место найдётся.

– Ну! – подошёл Семёныч, – будь здоров, писатель. Как ты меня вчера разговорил здорово!

– Так ты сам разговорился, корифей. Я-то молчал почти.

– А потому и разговорился, что ты слушать умеешь. Это не каждому дано. Слушаешь, а потом всё в свою тетрадочку, – улыбнулся он и поводил рукой, будто в ней была ручка. – Мой позывной в эфире – Семёныч. Если прилетишь в наши края, услышишь по голосу. Я по Югам-то редко летаю, в основном по Северам.

Через двадцать минут его самолёт взлетел и быстро растаял в ночном небе. Затем такая же процедура повторилась с экипажем второго самолёта. Шутки, рукопожатия. Эх, небесные бродяги, встретимся ли ещё?

Мы взлетали уже в рассвете наступающего позднего и короткого здесь дня. Предстоял длительный полёт, посадка и отдых на промежуточном аэродроме. И только на следующий день, пролетев столько же, мы окажемся в родном аэропорту.

Заслуженного штурмана СССР Вадима Семёновича я так больше нигде и не встречал. И даже не слышал его голос в эфире, хотя в те суровые и холодные края приходилось летать ещё не раз.

А что касается меня, то я так и не женился на своей подруге. По той простой причине, что прилетев однажды, узнал, что она выходит замуж. Да, может, это было и к лучшему.