Мы с Мишей стали мыть руки, а Зоя принялась инспектировать холодильник. На кухню пришла Настя – заспанная, в пижаме, с взъерошенными после сна волосами.

– М-да, – вдруг протянула Зоя. – Поварешка у нас хороша, конечно.

– В смысле?

Она показала мне маленький контейнер.

– Блинов нам нажарила! – Зоя открыла контейнер, поставила на стол. – Лопайте, гости дорогие.

На дне контейнера лежало только четыре блинчика.

– А больше ничего нет? – спросил я.

– Сейчас яичницу пожарю, не волнуйся. – Зоя выудила из холодильника яйца, встала к плите. – Нет, ну до чего наглая девица! Просто редкостная хамка. Я вчера попросила ее нажарить нам блинов, а она, значит, вот так: каждому из нас по блинчику. Ей кажется, это смешно?

– Зоя, не заводись.

– Что значит «не заводись»? Нам почти в лицо плюнули, а ты все: «не заводись». Эта наглая дрянь нас ни во что не ставит.

– Зоя, выбирай выражения: здесь дети! – Я взглянул на Мишу с Настей. Те выглядели смущенными, затравленно переглядывались.

– Мы должны проучить эту троллиху, – мстительно выпалила Зоя. – Обязательно! Надо только придумать как.

– Вот так, осторожней. Еще чуть-чуть осталось, – раздалось из коридора.

Мы все обернулись к входу в кухню. Прошло секунд пятнадцать, и в дверном проеме показался дед с начинкой зебры на плече – то есть с хахалем Валентины, который вчера наряжался лошадью. Последний теперь переоделся в растянутую майку и шорты, стопа его была перемотана бинтом. Из-за этого бинта он как-то странно хромал. Дед вволок «квартиранта» на кухню, плюхнул на диван.

– Что случилось? – спросил я.

– Митяй на ржавый гвоздь наступил, – пожаловался дед.

– Откуда у тебя дома ржавый гвоздь? – с подозрением уточнила Зоя.

– Так не дома, наверное, – с сомнением ответил дед. – Во дворе, скорей всего.

– А во дворе откуда гвоздь? – еще больше напряглась Зоя. – Тем более ржавый.

– Э… – дед уставился на своего Митяя с любопытством. – Может, дети притащили откуда-то?

– Ничего мы не притаскивали! – обиженно проревела Настя.

Глазки Митяя подозрительно забегали, но потом он собрал их в кучку и пробубнил:

– Да я прям у ворот покалечился. Решил немного пройтись босиком, а тут этот чертов гвоздь.

– И где он теперь? – Зоя уперла руки в бока.

– Слушай, ну чего ты прицепилась к человеку? – возмутился дед. – Прямо допрос устроила. Может, тебе еще и паяльник подать?

– А мне тоже интересно, куда делся гвоздь? – встрял я. – Не хотелось бы, выезжая со двора, колесо проткнуть.

– Я его выкинул! – немного нервно воскликнул Митяй. – Со злости зашвырнул подальше. Но если хотите, схожу поищу.

– Ну куда ты пойдешь! – всплеснул руками дед. – Сиди уже. А лучше приляг, тебе надо больше отдыхать, набираться сил.

Митяй сразу вытянулся на диване, приспособил раненую ногу на спинку.

Зоя сделала мне страшные глаза. На ее лице так и читалось: «Врет он все, на ходу сочиняет». Я был с ней согласен. Но понятия не имел, как доказать это деду.

– Ты яичницу собралась делать? – оживился дед, заметив рядом с Зоей яйца. – На нас тоже готовь. Мы с Митяем жуть какие голодные.

Зою передернуло. Она с мрачным видом разбила яйца в миску, посолив, стала взбалтывать их вилкой, да так яростно, что желтки чуть на стол не повыпрыгивали.

– Зеленушки какой-нибудь добавь, – посоветовал дед. – И сыра еще можно.

– А я с салом яичницу люблю, – мечтательно вставил Митяй. – Сала у вас нет случайно?

Зоины глаза налились кровью. Я испугался, что через секунду сестра швырнет в эту жертву гвоздя чем-нибудь вроде скалки, пробьет ему еще и голову.

– Сейчас посмотрю в холодильнике, есть ли сало – сказал я, вставая. – И зелень поищу. Некрасиво всю готовку на женщину переваливать. Чай, не восемнадцатый век.