«Мыслишь – значит существуешь», – так говорил какой-то земной философ. Существуешь, не более того. Со временем камера, ставшая моей прижизненной гробницей, перестала для меня быть реальной. Настолько, что только мысли остались реальными и существенными. И мне нравилась новая жизнь. Каждый рассвет я просыпался вместе с Элиз и всегда в разных местах. Можно ли найти рай в тюрьме? Так вот он…

Этим утром мы проснулись в бунгало на пляже, и Элиз разбудила меня, потрепав за плечо. Было жарко. Обычно она ласково шептала на ушко слова любви, и я пробуждался. А тут насторожённо трогала моё лицо. Я уже проснулся и, как всегда, с улыбкой смотрел на неё, но почему-то она говорила:

– Маркус! Маркус! Ты слышишь меня? – В голосе девушки читалась истерика, чисто земные эмоции.

– Я тут! Всё в порядке, – успокаивая её, я присел на мягкую кровать.

– Нет! Ты не можешь умереть! – По её щеке покатилась слеза. – Ты должен жить! Ради меня!

Я обнял её за плечи, пытался успокоить, но она не слышала меня, словно говорила с кем-то другим. Я насторожился, не понимал, что происходит.

– Ты не можешь умереть! – Она повторяла мне снова и снова, то и дело проваливаясь в бушующий град слёз.

– Я рядом, Элиз. Слышишь? – Я крепко сжал её руку.

– Сделайте что-нибудь! – Кричала моя любовь, глядя куда-то в сторону. – Я не позволю вам его сжечь!

По телу пробежала дрожь. Что значит «сжечь»? Зачем меня сжигать, если я тут, рядом.

Элиз осталась сидеть на кровати. Мне было её жаль. По пунцовым щекам моей невесты бежали неистовые горькие слёзы. Она с кем-то говорила. А я вышел из бунгало, чтобы найти врача. Но не нашёл.

На следующее утро всё повторилось. Я проснулся, а Элиз уже сидела на кровати рядом со мной. Мы находились в апартаментах высокой башни, и Элиз, словно смотрела в прозрачные изнутри стены на открывающийся вид розового рассвета. С поникшей головой она пыталась кому-то доказать, что я жив, и неважно, что сердца не бьются. Неважно, что от меня мало что осталось. Это было ужасно. Она перестала меня замечать. Я обратился в приведение.

Так повторялось день за днём. Я просыпался в райских местах. Но дорогие мне люди не замечали меня. А вскоре началась головная боль – настолько дикая, что в крике я кидался с высоких башен, разрезал себе вены и опускался на самое дно океана. А на следующий день вновь просыпался, и боль возвращалась. Не мог к ней привыкнуть. Это была настоящая агония, сравнимая с адом, приходящим во снах, где я чувствовал смерть, но был только наблюдателем и не умирал. Тут – мог убить себя, но почему-то раз за разом в отчаянии воскресал. Постепенно и боль начала угасать. Из моей жизни пропали все, кроме Элиз. Я снова видел её каждое утро, умоляющую меня проснуться, подать хоть какой-то знак. Может, мы находимся в разных реальностях? Почему она так говорит? Чем была плоха наша жизнь?

В очередной раз я проснулся в своём родовом замке, в одной из высоких башен. Элиз стояла у окна, рядом с ней – Робет, тот кто не приходил ко мне слишком давно, с того самого момента… Не могу вспомнить. Они смотрели вдаль, на обширную резиденцию моей семьи, а меня снова никто не замечал.

– Зачем они собираются? – Моя любовь посмотрела на герцога.

– Ждут чуда или похорон. Хотя, возможно, для истинно верующих это одно и тоже, – сухо ответил Робет.

Я подошёл к ним и во весь голос неистово закричал, вспомнив земные ругательства: «Какие к чёрту похороны?» Меня, конечно, снова не заметили.

– Их так много, – Элиз смотрела куда-то вдаль, но там ничего не было, кроме огромного сада, аллея которого вела к городу.