– А торговцы платят Правлению аренду?

– Аренду?

– Ну, они платят за то, что стоят на этом месте?

– Нет, они только покупают продукцию, и чем хуже место, тем меньше выручки. Не везет беднягам, кто уже несколько месяцев вытягивает дальние места.

– Ну конечно, чистое невезение.

– Не смей так говорить вслух, а лучше и думать не смей. Это мы обсуждаем только в кругу семьи! – прошипел Дима.

– Боже, я как будто не провалилась сквозь пространство неизвестно куда! Это же мой обычный мир!

– Тихо, ты доиграешься! Дошли.

Мы завернули за угол: метрах в двухстах начинались точно такие же ряды, только сложено тут все было намного аккуратнее, люди осматривали товары спокойнее и степеннее, щупали ткани, разглядывали разные безделушки, сами торговцы уже никого не зазывали, а просто наблюдали за своими покупателями. Казалось, что со средневековой крестьянской ярмарки мы попали на дворянский двор. Вообще все вокруг странным образом ассоциировалось с прошлым, я бы гораздо охотнее поверила в путешествия во времени, чем в существовании такого строя в двадцать первом веке, пусть и в параллельной реальности.

Мы двинулись вдоль рядов, и я с интересом разглядывала прилавки: если забыть, что мой мир остался где-то невыносимо далеко, то все товары больше напоминали содержимое шкафа любой бабушки: разные брошки, зеркала, маленькие шкатулки, заколки, маникюрные ножницы, ювелирные часы и вся та мелочь, что могла оказаться в их карманах и сумках в тот момент, когда мир навсегда разделился.

Дима с видом знатока неспешно бродил вдоль прилавков торговцев и как бы между делом поглядывал на товары; до него никому из торговцев не было дела – они разговаривали между собой, мечтательно смотрели вдаль или вообще сидели к прилавкам спиной, затягиваясь самокруткой. После шумного центрального базара казалось, что они вообще не собираются нам ничего продавать. Дима остановился около седовласой женщина, которая внимательно наблюдала за нами с момента, как мы только показались на горизонте, но никакой инициативы, как и все остальные на базаре, не проявляла. Он позвал меня кивком головы, и я, не без труда оторвав себя от разглядывания прилавков со всякой мелочью, которую любила в детстве перебирать в бабушкином комоде, подошла.

– Нам полный комплект с обувью, и часы, самые простые, – сказал Дима женщине.

Торговка просканировала меня с ног до головы немигающим хитрым взглядом и произнесла:

– Не нравится, что дама одета с чужого плеча?

– Не нравится, – коротко отрезал Дима.

– И не жалко тебе тратить на нее столько денег? Она тебе хоть отплатит?

– Я делаю ей подарок, она – моя гостья. Сколько с нас?

– Какой ты, оказывается, богатый, раз делаешь такие подарки. Мог бы за пару лет поднакопить и задуматься о домике в Тихом Лесу! – женщина скривилась в ехидной улыбке, перевела взгляд на меня и продолжила. – А ты, как собираешься ему отплатить за такое добро, а, бродяжка?

– Я устроюсь работать на ферму! – вырвалось у меня.

Дима строго и одновременно удивленно уставился на меня, а женщина, разразившись приступом смеха, переходящего в кашель, ответила:

– Ну, раз на ферму, то купишь ему в лесу дом, – и, достав откуда-то из-под прилавка кулек с одеждой и пару берцев со связанными между собой шнурками, протянула мне, – твой размер?

Я осмотрела одежду и кивнула.

– Хорошо, с тебя десятка, парень. Часы дам в нагрузку. Мне нравится твоя дерзкая бродяжка.

Дима глубоко вздохнул и, достав из нагрудного кармана спецовки сверток, отсчитал десять бумажек, среди которых я заметила и рубли, и доллары, и какие-то неизвестные мне банкноты. У него в руках осталось три, которые он бережно сложил и убрал обратно.