Штурман и остальные провели на острове не более трех часов, но если высаживались они на остров неспешно, то покидали его, можно сказать, бегом, побросав часть оружия, прыгнув в свои лодки и гребя веслами в сторону нашего корабля, что было сил. Сам Генри Дэвис был ранен в ногу, повар Рик Джонс остался невредим, двое из нашей команды были убиты: из шестерых, высадившихся на остров, на корабль вернулись в итоге четверо.

– Что там, черт побери, произошло, Генри? – сердито рявкнул на штурмана капитан Рид, когда все четверо поднялись на корабль.

– Все этот проклятый повар, черт его драл, Сэмми! – ответил штурман.

– А что я-то? – не согласился со штурманом повар Рик Джонс.

– Высадившись на остров, мы углубились немного в лес, вышли к реке и увидели купающихся в ней обнаженных туземок, – продолжил штурман, – и Джонс, этот сукин сын, как рванул к ним со своим черпаком, огрел одну из них по башке этим самым черпаком, навалился на нее и овладел ею!

– А разве ты, Генри, не побежал вслед за мной и не кинулся на другую? – возразил штурману повар.

– Я побежал последним после того, как и остальные рванули вслед за тобой, Рик!

– И что с того? – недоумевал Рик Джонс. – Когда я последний раз был с бабой? Я уж и не припомню! Перед глазами только ваши пьяные рожи, море, котел да черпак! А ты, Генри, неужто был недоволен или ты уже не можешь?

– Эх вдарил бы я тебе в лоб, Рик, да от всей души, но силы не позволяют! – воскликнул Генри Дэвис, а потом обратился к капитану: – Я почти не чувствую ногу, Сэмми! Девки, которых мы слегка помяли, подняли шум, завопили так как будто их резали, и на их вопли стали сбегаться, вероятно, их мужья. Мы едва ноги унесли. Туземцы преследовали нас, стали плевать из деревянных трубок какими-то тонкими заостренными и твердыми, как иглы, палочками, одна из которых, возможно, с неким парализующим ядом, и угодила мне в ногу. И теперь я эту ногу не чувствую. Двум нашим попали в шеи: они свалились и так и не поднялись: они либо сдохли, либо их парализовало, как и мою ногу – этого мы уже не видели, когда давали деру.

– Ха! А вот и мужья ваших девок пожаловали, парни! – воскликнул капитан Рид, показав нам рукой в сторону берега. – Ну надо ж какие размалеванные обезьяны, уродливее самого дьявола!

И мы увидели активное движение на берегу. Туземцы, по пояс голые, ниже пояса до середины бедер прикрытые какой-то листвой, с лицами разукрашенными черно-белыми полосами, с криками и улюлюканьем вытащили свои лодки к воде, быстро уселись в них и стали активно грести в сторону нашего корабля. Лодки их отличались от наших: они были тоньше, уже и длиннее. Капитан Рид приказал пиратам открыть пальбу из пистолетов и как только дикари приблизились, члены нашей команды открыли огонь. Несколько туземцев были убиты наповал, часть их лодок перевернулась, а остальные дикари, не желая далее искушать судьбу, повернули обратно, в сторону своего родного берега.

Поначалу капитан Рид хотел немедленно выйти в море, но состояние здоровья нашего штурмана Генри Дэвиса оставляло желать лучшего, и выход в море был отложен на неопределенное время до выздоровления последнего. Штурмана мы перетащили в капитанское помещение на корабле по приказу Рида. Капитан даже не выставил на корабле дозор на случай возможного повторного нападения дикарей на наш корабль в ночное время, ибо в подобное развитие событий он не верил. Рид утверждал, что едва ли туземцы, понесшие ощутимые потери при первом столкновении с нами, осмелятся на очередной штурм корабля. И это стало роковой ошибкой капитана Рида!