До самого рассвета мы просидели на полу в гостиной, говоря о своих городах. Мне показалось, что Максим знал о Петербурге все. Рассказывал он завораживающе, и в какой-то момент мне даже захотелось прокатиться до северной столицы. Максим пообещал, что, как только вернется домой, с радостью примет меня у себя на несколько дней, а до того момента посоветовал уехать в Крым. Когда за окном послышались первые утренние птицы, Максим устало сказал:

– Кажется, пора ложиться.

Он перебрался на диван и тут же заснул, едва коснувшись подушки. Я ушел в спальню и не раздеваясь лег. Когда я проснулся, Максим сидел в кресле напротив кровати и внимательно читал мои заметки, которые я с недавних пор записывал в блокнот, подаренный мне Свиренко. Глаза его быстро бегали, верхняя губа была сжата зубами. Он долго не замечал меня, а когда увидел, то дернулся и положил блокнот на стол.

– Я случайно наткнулся на него, – смутился он. – Просто стало интересно.

– Никаких проблем, – я соврал. От одной мысли, что кто-то прочитал мои записи, все внутри меня съеживалось.

Максим облегченно улыбнулся.

– Ты пишешь?

– Нет. Просто хочу, чтобы некоторые моменты остались со мной навсегда.

– Я бы с удовольствием прочел остальное.

– Давай для начала позавтракаем, – я надеялся, что он забудет об этом и мне не придется делиться своими записями.

Максим закивал и вышел из комнаты. Этот парень был необычайно странным. Я посмотрел ему вслед и шепотом сказал сам себе: «Что ж, видимо, нам суждено стать друзьями».

Удивительно, как быстро иногда сближаются люди. Нам с Максимом понадобилось всего четыре дня, чтобы уже совсем не стесняться присутствия друг друга. Может быть, мы сошлись характерами, а может, оба понимали, что у нас нет выбора. В любом случае, мне было с ним весело, а это дорогого стоит.

После того как я поселился у Максима в квартире, погода неожиданно испортилась. Несколько дней подряд шел дождь. По ночам то и дело срывался снег. Было не так уж холодно, но Максим уверял, что здесь это настоящие заморозки. Двое суток мы просидели дома, скрываясь от непогоды, но к третьему дню нам так наскучила квартира, что мы единодушно решили выбраться на улицу. Покружив по городу несколько часов, мы вернулись обратно. После прихода холодов Горячий Ключ опустел, и делать было совершенно нечего.

Ночами напролет мы подбадривали себя крепким кофе и говорили обо всем на свете. Максим с милейшей свойственной ему ненавязчивостью расспрашивал меня о доме, моих родителях, о том, как я жил и что делал. Мне, признаться честно, это совсем не нравилось. Я не любил рассказывать о себе и всегда ему отвечал:

– Зачем об этом говорить? Теперь все по-другому. Я давно уже уехал.

– Хочешь ты этого или нет, ты навсегда останешься тем, кем ты был, – ему эта мысль казалось мудрой, а мне полной чушью.

Я никак не мог понять, о чем он толкует, и лишь сильнее настораживался.

Когда погода наладилась, Максим настоял на том, чтобы мы выбрались из дома, и я познакомился с парочкой местных ребят. Первой была девушка, которая пела в одном баре. Она была коротко острижена, носила мужскую майку и так походила на парня, что, увидев ее впервые, я протянул ей руку. Потом была парочка местных поэтов. Один из них писал из рук вон плохо, но имел в голове много замыслов. Второй же с легкостью складывал слова в строки, но не мог сформулировать мысль. Затем был какой-то художник, а после – еще несколько поэтов и занудные парни в светлых рубашках, работавшие вместе с Максимом.

Никто из них мне не понравился. Все они были заносчивы и, как ни странно, плохо образованны. И все как один уверены, что их творчество заслуживает большого внимания. Впрочем, мне трудно быть объективным. Я всегда не любил людей от искусства.