– Дочку, что ль, завели?
– Да кто его разберет, – отшутилась Машенька: – То ли дочку, то ли внучку… Ируська встала?
– Ируська-то? – Марина Леонидовна чувствовала себя хозяйкой положения, поэтому с ответом не торопилась.
– Мам, хватит. – Маша быстро поняла склочное настроение свекрови. – Я поговорить с ней хочу. Может, вернется?
– Может, вернется, – довольно ехидно улыбнулась невестке Марина Леонидовна и, насупившись, добавила: – А может, и не вернется… Откуда я знаю. Сиди – жди, пока явится.
– А что, ее нет разве?
– «Нет разве», – передразнила свекровь Машеньку и пошла на невестку рассерженным индюком: – Это мыслимое ли дело?! – возмутилась она. – У ребенка первый этот ЕГЭ, а родители знать не знают и ведать не ведают! Не стыдно?!
– Стыдно, – призналась Машенька, чем полностью обезоружила воинственно настроенную свекровь.
– И мне, Маш, стыдно! Соседи глядят, спрашивают, чё, мол, почему, мол? А я как кукушка: «Ку-ку, ку-ку…» А живот расти начнет?
– И что? – вскинула голову Маша. – Кому какое дело?
– Да всякому! – всплеснула руками Марина Леонидовна и, поджав губы, прошептала: – Ты думаешь, про вас с Мишкой не говорят?
– Думаю, говорят, – улыбнулась Машенька и попрощалась: – Пойду я.
– Не будешь, значит, ждать?
– Не буду, – обманула свекровь Маша и направилась к школе, возле которой дежурил добровольный родительский «патруль». – Здравствуйте, – доброжелательно поприветствовала всех Машенька и встала рядом в надежде разжиться хоть какой-нибудь информацией о том, что происходит сейчас за закрытыми дверями, но вместо этого нарвалась на целый шквал вопросов о поступлении, о покупке платья на выпускной, о подарках для учителей и так далее. Поначалу Маша попыталась как-то реагировать, а потом быстро поняла, что в ее ответах никто, по большому счету, не нуждается, никому они не интересны, равно как и неинтересна и она сама, и ее дочь.
«Дураки вы!» – пробормотала себе под нос Машенька и вместе с верной Жулькой отошла в сторону, прочь от сгустившегося родительского волнения по пустякам. «Не о том беспокоитесь, глупые!» – Маше захотелось предупредить их, но она не решилась, понимая, что через месяц-другой и так станет предметом интенсивных дискуссий на предмет родительского попустительства и безответственности.
– Будем ждать здесь, – обратилась Машенька к Жульке и уселась на врытую в землю автомобильную покрышку, выкрашенную в синий цвет.
Ирина вышла одной из первых и с перекошенным лицом направилась к школьным воротам. «Плохо себя чувствует», – моментально догадалась Маша и окликнула дочь. Та даже не повернулась.
– Ира! – закричали ей вслед другие родители, и Ирина остановилась.
– Чего тебе? – Она не была расположена к разговору и явно торопилась уйти как можно скорее.
– Можно я тебя провожу? – робко предложила Машенька, догнав ее, и приготовилась к активному сопротивлению. Каково же было ее удивление, когда дочь в ответ одобрительно кивнула, не произнеся при этом ни единого слова.
«Господи, помоги мне!» – мысленно взмолилась Маша и заговорила:
– Вчера произошло нечто, что перевернуло всю мою жизнь.
Ира вопросительно посмотрела на мать.
– Позволь мне не вдаваться в подробности, – увильнула от ответа Машенька, чем вызвала в дочери еще большее любопытство. – И я подумала, что не имею права оставлять тебя одну… А еще я подумала, что у каждого из нас есть право на ошибку. И у тебя, и у меня, и у папы. Вернись, пожалуйста. – Маша остановилась и легко коснулась Ириной руки. Лизнула ее и присмиревшая Жулька, как будто понимавшая, что между этими двумя происходит что-то важное. – Прошу тебя… – Машин голос дрогнул, но она сдержалась, прямо глядя в глаза дочери.