Дверь снова приоткрылась

– Ты проснулся, сынок? Завтрак готовить? ― В голосе матери были такие заискивающие интонации, что ему стало неловко. Она стояла там ― в проёме, в заношенном халате, с узлом волос на затылке, словно старуха. На плече ― кухонное полотенце, руки в нерешительности вцепились в выцветший передник. Ну вот что она так одевается? И деньги же есть теперь в доме. Нужно прислугу нанять, самому побеспокоиться ― лучше брать из прежних людей, из беженцев. Эти готовы за еду работать, за крышу над головой, в гараже можно угол отгородить…

– Готовь, мать. Я сейчас встану.

Франц стал сдержаннее в словах. Слишком быстро в этом мире за крепкой фразой прилетала ответка. На своей шкуре испытал. И в том, что Анны не было в городе, он тоже чувствовал свою вину…

В том проклятом рейде, когда они должны были вызволить Барриона Фюргарта из лап Стевариуса, все пошло наперекосяк. А неплохо вроде начиналось. Единороги были здесь, у Пархима ― получали свои оплеухи. В Капертауме, конечно, оставался какой-то гарнизон, но городские посады были пусты. Они тогда удачно подобрались к крепости. Ну да, с ними же были Утес и этот парень… Хонг. Оруженосцы Барриона Фюргарта. Они в Капертауме каждый камень знали. Провели их к детинцу ― никто ухом не повел. Возле нужной стены саперы взрывчатку заложили, взрыв был… Наверное в Пархиме слышен. Они прятались за поворотом на соседней улице; когда рвануло, крыша дома над ними разлетелась во все стороны. Это им тогда повезло, что бревном никому по хребту не досталось.

Зато не повезло, что разгромленные единороги возвращались в крепость по этой улице. Начался бой, и они все в нем увязли. Сонетры видели, что их немного. И деваться было некуда: Анна сразу в пролом за Фюргартом полезла, по словам Утеса, там его должны были держать, а они все должны были прикрывать ей тыл и биться у этого пролома. Франц думал тогда, что они пропали. Сталь звенела, не переставая, лошади ржали. Его два раза хорошенько долбанули в щит и в доспех на спине. Он вертелся во все стороны. Не было времени снять крагу, вытащить пистолет. Как вырвались ― непонятно. Он все ждал, когда же можно будет драпать, когда графиня вновь между ними появится. Франц же помнил, что у Анны волшебный гребень. И вот, наконец, он увидел её гибкую фигуру в черном бронежилете, поднятый меч Биорков… Когда напор единорогов чуть ослаб, Франц сам выкрикнул команду, они дружно ударили в одном направлении, пробили в рядах атакующих прореху, опрокинули их, и понеслись на лошадях по узким улочкам посада. Стрелы летели сзади, навстречу. Пару раз было вскользь по кирасе ― цвинь, цвинь, ― но повезло… Но не всем. Они тогда четырёх бойцов потеряли: из старых, проверенных ― уроженцев Ченемгеда и Мульчи. Одноухого Гектора Шу тяжело ранили, рассекли ему голову. Кровь текла по его щекам, капала с вислых усов…

Франц на бешеном скаку пытался удержать его рукой от падения. Удержал…

Опомнились, когда ускакали далеко от Капертаума. За ними ведь долго гнались. Но ближе к Пархиму погоня сдалась. Видимо, не до того единорогам было, или страшились возвращаться к месту разгрома.

Франц пришел в себя, когда они уже на косогор Кози стали подниматься. Руки тряслись… Да нет же ― спускаться! Было такое чувство беспокойное, словно он самое главное забыл, упустил… Он еще раз, придерживая закатывающего глаза Гектора, оглянулся на свое поредевшее воинство и обомлел: Анны с ними не было! Нужно, наверное, было вернуться… Но как? Они же только с трудом вырвались. Франц же видел, сколько там солдат. Сотни. Они хорошенько это гнездо разворошили. Тут еще и Гектор стал отрубаться ― и ранение казалось было не очень серьезное: ну рассекли ему кожу на голове, но череп-то цел. Вот только перевязать некогда было. Поэтому много крови потерял ― все доспехи искровавил. Плохо. Довезти бы. Стена Пархима ― вот она. Не довезли… Потом оказалось ― ему пробили бок копьем. А Франц не видел.