Капитан поднимал бровь, проходя мимо, но и у него не было возражений. Праздношатающийся человек на палубе раздражает.

Совместная работа делает людей особенными знакомцами. Ведь ремесло кормит простого человека. Если ты приложил в совместном труде свои руки, потратил силы, время своей жизни и помог кому-то в его деле, это всё равно, что поделился с голодным своей собственной краюхой хлеба. Это сближает. И по-особому сближает, когда ты смахиваешь пот, в свою очередь зачерпывая воду из общего бочонка. И сближает общий гальюн на носу барка ― по обе стороны от бушприта… когда каждый пользуется по известному назначению своей щелью, над головой хлопает косой парус, а ты смеёшься грубой, но уместной случаю шутке собеседника, и видишь только его голову над носовым рангоутом.

Через несколько дней лорд Хеспенский уже не был таким чужаком на «Быстром кулаке». Когда боцман запирал его в «солярии», можно было поклясться, что на его обветренном лице появлялась извиняющаяся гримаса.

Симус Йиржи смотрел на это дело по-другому. Когда Матиуш советовал ему для разнообразия попробовать на вкус морскую работу, физиономия у ординарца становилось несчастной, и он отодвигался подальше вглубь клетки. Он был готов вовсе не выходить на палубу, лишь бы ему не пришлось закатывать рукава и тянуть чужую лямку.

– Не обессудь, мой господин, но я вдоволь нагорбатился в кожевне у своего отца. До сих пор в горле стоит запах шкур, мокнувших в дубильных чанах. Да и подстегнуть оплеухой рвение своих работников папаша никогда не скупился. И мне по-свойски перепадало, ― говорил Йиржи и опасливо оглядывался, не слышит ли кто, кем на самом деле был раньше благородный сквайр. ― Ну его, в печень… Подлый труд лучше оставить людям неспособным даже в фантазии подняться над своей убогой долей. Человек создан, чтобы быстро и ярко прожить свою жизнь, взяв у неё по возможности все удовольствия. Разве мой господин желал бы поменяться с кем-нибудь из этих бродяг своей участью?

– Прожить быстро? Я отнюдь не держу в планах умереть в ближайшее время и непременно с обнажённым мечом в руке, ― говорил Матиуш, откидываясь на низкий топчан. ― Хотя теперь, когда мир воссоединился, всё пошло не так, и стоит забыть о словах рассудка и уповать лишь на верный клинок. Всё теперь изменится… Да всё уже и так изменилось и не в лучшую сторону, а будет ещё трагичнее и жёстче. Здесь на Западе, на морском просторе люди не понимают, что движется на них из-за хребта. Солнце светит, девицы звонко смеются, свежий ветер гуляет в волосах и уносит лишние мысли. До них доносятся грозные вести, но никто не хочет верить в худшее. Страшные слова остаются лишь словами. Но это до поры… Я своими глазами видел, как орда Урукт-Хаев вползает в Восточный Предел.

Матиуш говорил это с умыслом. Его слова были обращены главным образом к гному, с которым никак не удавалось сойтись поближе. Симус и сам видел надвигающиеся полчища узкоухих, когда уводил погоню преследующую Селиту по ложному пути. Неужели сосед по клетке останется безразличным к словам очевидца подобных событий? Сам Матиуш не смог бы устоять…

Гном пошевелился и привстал с колен.

– Орки перешли Драконий хребет? И ты сам это видел, …лорд? ― Он смотрел на Матиуша с подозрением.

– Зови меня ― Ардо.

– Ардо… Пустой камень? Ну, если хочешь… Так, где это произошло?

– Они пришли из-за Эльды. Мы называем эти места Овечьи Холмы. Это несколько дней пути от истоков реки на Чейн-Тугане.

– Рукин сын! Значит, началось… ― гном выглядел обеспокоенным.

– Началось. С Воссоединением всё пришло в движение. Старый мир сорвался с привязи, как дикий осёл, и теперь пытается лягнуть любого зазевавшегося. Если бы дело ограничилось только появлением новых людей ― этих потомков беглецов, уже этого было бы с лихвой. Они владеют сильной магией. Разрушительной. Король Стевариус хорошо запомнит свой урок. Не знаю, кто мог бы с ними померяться силой ― лишь майры. Но и это была бы только часть осла…