Николай, открыв рот от изумления, благоразумно промолчал, сделав обиженный вид. Но коробку тунисских фиников на веточках забрал с восторгом. Кстати, не в первый раз «Японка» подкалывала своего собеседника, могла даже немного в резковатой манере одернуть. Бедный Мыкола ее даже чуть-чуть побаивался. Как-то в безобидном разговоре на нейтральные темы она вдруг обнаружила, что ее куратор не помнит знаменитую сцену прощания князя Андрея с дубом… Из «Войны и мира». Ну не помнит, и не помнит. Батальные сцены помнил, а хренотень всякую лирическую забыл. Эка невидаль! По нынешним временам многие и про самого графа-то мало что знают. Софи тогда устроила ему настоящую взбучку. Ого-го! Топнула своей красивой ножкой, наморщила лобик и со сталью в голосе изрекла.
– Да вы что, там в своей Конторе совсем обалдели? Одни боевики со шпионскими страстями да порнуха на уме? Надо хотя бы изредка свою классику перечитывать, «мой ситный друг».
Последние слова «Японка» произнесла по-русски почти без акцента. Уже год она посещала курсы русского языка при Сорбонне, хотя куратор ее отговаривал. Произнеся фразу на языке Толстого, Софи просто добила бедного Николая. Тяжело засопев, он нервно закурил и страшно захотел в клозет. Такое в шпионском ремесле случается: не только ты воспитываешь агента, но и он тебя. Улица с двусторонним движением…
Подводя промежуточные итоги начатой Службой пропагандистской работы, генерал выделил два момента: мощнейшие удары под дых и Госдепу, и ЦРУ. При этом особо отметил успешные действия нашей «надежной агентуры» в Северной Африке. Предложил подумать над поощрением отличившихся. (Видели бы вы своими глазами, тащ генерал, эту хрупкую симпатичную «надежную агентуру», сильно удивились бы!). А говоря про сверление дырок остальным операми как в воду глядел. Чутье у старика волчье.
И, действительно, на следующий день Георгия Павловича вызвали на Лубянку. Дело в том, что Председатель, который держал на личном контроле все наши телодвижения вокруг «Гектора», позвонил в Лес узнать последние новости. Ввиду отсутствия начальника ПГУ (срочно выехал в Афган), разговаривал с ним первый зам. Тот, видимо, не совсем внятно отрапортовал, и босс затребовал к себе на ковер Палыча, возглавлявшего координационный штаб. Беседовали они часа два с половиной, своего рода рекорд. Сначала Председатель поблагодарил руководство ПГУ за умелые действия против главного противника, коим тогда были США, в результате чего снизилось давление на Лоренсию. При этом, естественно, просил не «почивать на лаврах», а форсировать решение главной задачи – «освобождение из половецкого полона нашего чернокожего князя Игоря».
– Чё, прям так и сказал: «чернокожего князя Игоря»? – Удивленно спрашивали мы у генерала на срочном совещании, собранном в тот же день, вернее, ночь.
– Повторяю для людей особо не покалеченных интеллектом, – процедил сквозь зубы отец родной. – Так и сказал. Еще просил вас поощрить, если заслужили. Но это все потом. Сейчас главное ковать железо, дальше вы сами знаете, все ведь у нас тут ученые, – проворчал генерал.
– Тащ генерал, а почему про поощрения потом, а не сейчас, ведь «старший приказал», – с интонациями Евгения Евстигнеева из легендарного киношедевра «Место встречи…» заныл и заканючил нестройный хор голосов присутствующих.
– Все свободны, идите себе с Богом, пока я с вас последние звезды не поснимал – насупился генерал, решительно пресекая назревающую фронду. – А ты, Сергей Иванович, задержись на минутку.
– Не в службу, а в дружбу, завари-ка чайку покрепче, если не затруднит, и прихвати бутылочку, там справа, на верхней полке, – совсем по-домашнему попросил Палыч, когда все вышли из кабинета.