Караван остановился. Выбрали место, где песок был немного посырее и не так крутило пыль прихотливым ветром, и принялись ставить кибитки.
Нар-Беби сама возилась с работниками, опытною рукою обтягивала решетки широкой тесьмою и волосяными арканами, и когда накидывали верхнюю кошму, то красавица, словно нечаянно, очутилась около самого Батогова и шепнула ему скороговоркою:
– Ты, слушай: как стемнеет совсем, сюда приди, я тебе в эту дыру мяса просуну, а ты и ешь потихоньку.
Она показала ему на прореху в кошме, приходившуюся как раз у самого низа кибитки.
– Вот и начало высокого покровительства, – подумал Батогов. – Все-таки не кто-нибудь, а сама жена мирзы Кадргула!
Подскакало человека три джигитов, у каждого на седлах висели в тороках по десятку разнокалиберных уток, у одного даже висел, прихваченный за шею, большой серый гусь и чуть не по самой земле волочился своим полуторааршинным крылом, переломленным во время падения на землю.
Птицу сдали на руки Нар-Беби: она тут была полной хозяйкой, за отсутствием старой Хаззават, оставшейся в ауле. Кибитки установили, котлы поставили на таганы, стряпня началась, и работникам ничего более не оставалось делать, как сесть на корточки и спокойно дожидаться вечера, любуясь, как вдали охотятся чуть заметные всадники.
Так и сделали.
IV. Соколиная охота
– А вон наш мирза едет, – говорил один из работников, глядя вдаль по направлению озер.
– Где ты его видишь? – спрашивал другой.
– Да вон там. Смотри, как раз между кустом и тем джигитом, что с лошади слез.
– А, вижу. Может, он, а может, и другой кто. Далеко.
– Он.
– Смотри, смотри, как погнали! Ай-ай-ай! ух!
Работник привскочил на месте, заметался, словно он сам гнал вместе с джигитами, и громко загикал. Другой работник свистнул, а Каримка произнес, с презрением глядя на Батогова:
– Видывал ли ты там, у вас, что-нибудь лучше?
– Стоит дрянь такую смотреть! – сказал Батогов и даже сплюнул.
Каримка схватил какой-то комок и швырнул им в русского.
– Ну, ты – тише: опять то же будет, лучше не лезь! – сказал Батогов и отодвинулся подальше.
– А вон мирза Юсуп полем прямо пошел. Эк дует!
– Эге! да это они волка выгнали, смотри, как пошли. Вон он, вон!.. Удирает, чертов сын!
– Ой, уйдет!.. пропал… вон опять пошел… наседают, наседают!.. Прорезали!
– Берут, берут… Эх, кабы нам туда же!
– И что только за лошадь у этого Юсупа: просто сам шайтан в ней сидит!
– Да в ней, и правда, черт сидит, да, может, еще и не один… Ты слышал, небось, как Юсуп говорил, что он ее из-под русского батыра взял?
– Ну, так что же?
– А то, что ежели у них только в руках побывает – ну, и готово.
– Ну, а этот тоже?
Работник понизил голос и показал на Батогова.
– А ты думал – нет?
– То-то я заметил, что как он подойдет к Юсуповым лошадям, сейчас те ржать начинают, особенно этот гнедой, белоногий.
– А я так думаю, – вставил Каримка, – как бы тут совсем особенного черта не было… Я еще кое-что заметил…
Работники начали о чем-то шептаться между собою. Батогов попытался было вслушаться, да нет: очень уж тихо говорили. Только во время разговора Каримка раза два посмотрел туда, где краснощекая Нар-Беби, растерев на ладонях какую-то белую мазь, умащивала ею свои и без того жирные косы>1.
– Ну, а Юсуп? – спросил один из шептавших уже громко.
– Да что Юсуп, – отвечал кривой Каримка, – живет у нас с самого похода в Нуратын-Тау, а кто он – разве кто-нибудь знает, что ли?
– Эх, есть что-то хочется!
От котлов потянуло варевом, и эта аппетитная струя раздражала голодные желудки работников.
– А солнце-то уже низко, – заметил кто-то.
– Скоро кончат: вон четверо уже сюда едут, никак. Эк лошадей-то замылили!