Снова приоткрыла глаз лежавшему – там было пусто. Дыхания не было. Не было и пульса.

– Татьяна, адреналин!

– Что – в сердце, Анна Юрьевна? Да у нас его и нет…

Потом она делала искусственный массаж сердца – за ней Татьяна, поочередно… Потом один из братьев. Выдохлись, не смогли…

– Он умер, – констатировала после долгой паузы Анна.

– Как умер? Он маленько живой еще… Младший брат не должен раньше меня. – Второй подскочил к умершему и стал его остервенело тормошить. Потом повернулся к Анне и заорал на нее благим матом: – Плохой доктор. Брат не должен был…

Он едва не кинулся на нее с кулаками, но в этот момент в медпункт вошел еще один оленевод – крупный метис. Председатель оленеводческого колхоза, назвался Архипом. Приехал с другого стойбища, вызвали по рации. Стал кричать на своих, те отбрехивались – дескать, у Михаила «белая горячка» еще неделю назад началась, что «глючило» его уже между выпивками…

Еще через четверть часа появился участковый уполномоченный. Сказал, что остался в ночь на Толве по случайности. Это был высокий русак с пышными усами. Стал составлять протокол о случившемся.

Один из ненцев перед уходом попросил у нее чего-нибудь успокоительного. Это насторожило Анну. В глазах у него затаилась сильная боль, которую он по-мужски пытался скрыть.

Когда все ушли, забрав с собой тело, Анна погрузилась в тяжелый ступор. Удивительно: пожалуй, только ее одну – доктора, навидавшегося трупов еще в анатомичке, – да старшего брата только и потрясла смерть этого человека, Михаила Малицына. Не смогла вернуть к жизни, а ведь хотела, очень хотела. Вот выполз бы оттуда – и пить бы бросил. А могла ли? Что не так сделала?

Когда Татьяна ушла, Анна закрылась в кабинете на крючок и разрыдалась…

А вдруг не водка была? Вдруг что-то другое…

Знай она в тот момент, что кошмар этот повторится той же ночью, не стала бы прокручивать его в себе снова и снова в поисках собственной вины…

В начале первого ночи ее разбудил стук в дверь. Опять они, – решила Анна. И точно…

Теперь уже привезли Мирона Малицына – того, что кричал на нее накануне. Сам он был в сознании, но жаловался на острую боль в сердце, удушье и сердцебиение. Охал.

– Так вы пили с ним или нет? Отвечайте! – Она буквально пригвоздила его вопросом. Ничего-ничего, лишний укол тебе психику не разрушит. Анна мыла руки. Хорошо еще, что удержалась от второго укола: что же вы снова – к плохому доктору?

И все же – а вдруг не водка, не этиловый? Вдруг эти несчастные проглотили что-то покруче? А ведь точно с ним вместе пили – только хотели это скрыть. Да, расстройство сознания, некоординированные движения, отрывистая речь – невнятная. Кажется, тяжелая депрессия. И все же он почти в спортивной форме по сравнению с тем, в каком виде привезли сюда его брата. Да, все вместе: и депрессия, и испуг, и боли… Со зрением, говорит, еще что-то, в глазах темно бывает…

Говорит, что лучше б сам вместо брата подох… Суицидальное… Но тебя-то я обязательно вытащу, – дала зарок Анна и тут же снова усомнилась: а как тут вытащишь – если они чего не гоже наглотались…

– Ну-ка без истерики – ты же мужик. Приспусти штаны. – Анна «шлепнула» ему в «пятую точку» аминазина. Неправильно, сначала нужно было сердце подпитать. Ничего страшного… ну вот – теперь и глюкозы получил в вену… Надо было все же разбудить Татьяну – все-таки свидетель не помешал бы, история непонятная… хорошо еще, что парень из охраны пришел, так спокойнее.

Маленькая мордочка Мирона чуть повеселела:

– Мне теперь маленько лучше.

Он жестом показал двум своим спутникам, чтобы шли готовить снегоход.