– Ну че – полетели? – Харлампиди захлопнул свой ноутбук и приказно взглянул на летунов.

– Ага. – Вставал правак, хлопая унтами. – Пока и в Арьегане погоду не смело.

Командир нехотя кивнул и поплелся к «чопперу» вслед за помощником. За ними следом гуськом поплелись пассажиры. Через несколько минут вертолет стал исполински чихать, загудел и застучал турбинами, потом принялся рубить на крупные куски холодный льдистый воздух.

Много лет назад, еще помбуром, Грек всякий раз испытывал волнение, поднимаясь по выкидному трапу на борт вертолета. Хотя тогда они так часто, как теперь, не бились. Но теперь, когда общий налет у него исчислялся многими сотнями часов, от этого волнения не осталось и следа.

Однажды его даже посадили в кресло правого пилота во время полета. Категорически запрещено инструкциями… но можно… Это было не баловство, а то внутреннее право и доверие, когда никто ни в ком не сомневается.

После того как ему дали «порулить», Грек и вовсе перестал бояться винтокрылых машин. Да, они часто бьются, эти МИ-8, ну так то развалюхи из тех ведомств, где эксплуатируют технику, отработавшую свой ресурс. А у этих ребят все по регламенту: все заменялось в нужные сроки.

– Факторы риска? – переспросил однажды Грека Анатолий Федулов, командир другого борта. – Какие здесь факторы риска… Гор здесь нет, боевиков со «стингерами» – тоже бог миловал. Угорелых губернаторов – тоже… Есть подлые – но это другое. Вертолеты бьются там, где все запущено. А мы здесь вас обслуживаем. А у вас, нефтяников, дивиденды бешеные.

– Да уж и бешеные? – подначил его в тот раз Харлампиди.

– А разве нет? – охнул праведным негодованием бородач-вертолетчик. – Ты прикинь. Он – на лондонской бирже, передают, уже за полста баксов за бочку полезло.

– На лондонской бирже одно, а у нас другое.

Грек знал, что последние экспортные цены ДЕЛЬТАНЕФТИ колебались в коридорчике от 31,5 до 32 долларов за баррель. Те «полста баксов за бочку» – это уже цены международных биржевых воротил, а нефтяной компании-оператору и этого – выше крыши. Да и внутренние продажи не намного им в цене уступают.

– Да вы же – как наркобароны, прикинь. Да что наркобароны, им эти прибыли и не снились.

– Ну, попроси Тихарева. Скажи – делиться надо, Нилушка. – Грек тогда не без ехидцы побуравил взглядом вертолетчика.

– Жди – поделится твой Нилушка… Я его знаю – прожженный до дыр… Лет семь-десять назад, я тебе скажу, Грека… здесь топки не было и бойлерной без своего партизана Лазо…

– Это как же? Я вроде тоже не чужой здесь…

– А вот так же. Пока ты по буровым колотился да учился в Москве… тут уж ваш Тихарев показал себя во всю ширь души. Когда делили все. Вот я и говорю, что здесь каждая топка в Тимано-Печерской провинции нефтегазовой – своего рода филиал крематория был… Пристрелят оппонента – и туда…

– Ну, а про прибыли наши что знаешь?

Греку не терпелось тогда взорвать Федулова на откровенный разговор. Ведь все себе на ус мотает, как древний летописец. И графоманией грешит: местные газетки все его очерки «при советах» тискали – за романтику Севера и летное братство…

– А что знаю… Вот в средней Сибири, где закрома поглыбже нашего – я там летал два прошлых года – построить скважину стоило миллионов двенадцать-пятнадцать. Тыщ четыреста-пятьсот баксов. Ну, какой, скажем, у нее, у новенькой, будет средний дебит? Тонн сто-то точно будет?

– У тамошней… смотря где… ну, тонн сто-двести в сутки, иногда больше… Но в общем по-разному… потом пойдет обводнение, пластовое давление начнет падать, самотока не станет – на мехдобычу надо переходить… – Греку становилось обидно, что этот летун с поспешной легкостью пытается судить о вещах профессиональных, в которых мало что знает, но неугасимое чувство справедливости в нем импонировало.