При его природной сметке и веселом, общительном нраве Левенцу ничего не стоило привлечь к себе симпатии именно тех людей, кто был ему нужен для осуществления намеченного плана. План был простой: втереться в доверие к немцам, занять у них должность повыше и одновременно организовать боевую, активно действующую подпольную группу. Первая половина удалась блестяще: власти предложили Левенцу пост директора горторга, и он не стал отказываться. Со второй половиной было потрудней, но и тут общительность сделала свое дело. К моменту знакомства с Бевзом Левенец возглавлял группу из пяти человек, причем все пятеро, коммунисты, работали у него, в системе горторга. Михаила Андреевича Пилипенко, бывшего директора макаронной фабрики, он назначил директором заготовительной конторы, Василия Слободянюка – заведующим овощной базой, остальных – уполномоченными горторга. Это было очень удобно: его окружали свои люди, можно было действовать свободнее.

Служба была действительно очень выгодная: все пятеро и сам Левенец могли разъезжать в пределах области сколько угодно и куда угодно, могли послать в командировку любого нужного человека. Служба позволяла в случае надобности снабжать организацию деньгами и продуктами, наконец она открывала перед Левенцом двери многих учреждений, и Иван Васильевич не очень удивился, когда однажды Левенец принес в библиотеку пачку листовок, отпечатанных по его заказу, за деньги в типографии «Вiнницькi Bicтi».

С приходом Левенца и его помощников группа Ивана Васильевича выросла не только количественно – она приобрела силу. Даже те, кто был связан с Бевзом лишь через Валю Любимову или Наташу Медведь и понятия не имел о Левенце, а часто и о самом Бевзе, стали работать по-иному, получив в одном случае нужные документы, в другом – хорошую службу, а главное – получив новые задания, новый, широкий план действий, выработанный подпольным центром, который теперь уже реально существовал.

Еще недавно были дни, когда Иван Васильевич переживал свое бессилие перед лицом событий, в которые он должен был и не мог вмешаться. Это было самое страшное, самое обидное и оскорбительное из всего, что он когда-либо испытывал в жизни. Никакая физическая боль, никакое страдание не могли с этим сравниться. Седьмого ноября гитлеровцы объявили о падении Москвы; они демонстративно справляли в этот день свой праздник, а у подпольной группы не было средств опровергнуть гитлеровское вранье, заглушить его голосом правды. Не было ни радиоприемника, чтобы принять и записать московскую передачу, ни пишущей машинки, чтобы отпечатать листовки; не было и людей в таком количестве, чтобы эти листовки расклеить по всему городу. Пришлось ограничиться десятком экземпляров, написанных от руки; текст был краток, его составили по наитию на основании одной только веры в то, что Москва не может быть сдана ни при каких обстоятельствах.

Теперь в кладовой библиотеки стояли и хороший приемник, и пишущая машинка, добытые с помощью Левенца. Двадцать третьего февраля Иван Васильевич собственноручно записал текст переданного по радио приказа Сталина; несколько дней в библиотеке почти безостановочно стучала машинка: Валя Любимова, Наташа Медведь и он, сменяя друг друга, печатали листовки с выдержками из приказа, и все сто пятьдесят экземпляров, которые им удалось заготовить, были тут же разобраны своими людьми и распространены по городу.

Может, сама по себе операция была и не так уж значительна, но для Ивана Васильевича тот день стал настоящим праздником: организация вставала на ноги, набирала силы, отныне она могла не просто вредить, а именно противостоять гитлеровскому режиму в Виннице, отвечая на действия оккупантов своими явными и внушительными действиями.