Я рассмеялась.
– Твой муж – храбрый воин…
– Таким, как мой муж, – говорила Любица, – чтобы быть храбрыми воинами, нужно постоянно на кого-то смотреть. В поле он смотрел на Георгия, дома смотрит на меня. А перестанешь с ним воевать – и он в плен сдастся.
Несмотря на эти мои характеристики, Георгий был с ним дружен. Приблизил его к себе, а летом 1812 года послал в Стамбул с небольшой торговой миссией. По приезду оттуда мы встретились с Любицей. Она была взволнована.
– У Милоша есть друзья среди богатых и знатных турок, и в эту нашу поездку он говорил с ними…
– Ну и что?
– Они говорят, будто Наполеон собирается напасть на Россию, а турецкий султан разорвал с ним отношения.
– И что это значит?
– Ты правда не понимаешь?
– Нет.
– Пять лет назад Карагеоргия защитили русские – и только потому, что султан был дружен с французами, они были заодно. А теперь нет. И если войско Наполеона ударит по России, она волей-неволей начнёт искать союзников, в том числе и здесь, где столько выходов к морю…
Мудрость Любицы меня поразила. Я не дошла бы до всех эти выводов, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
– И ты думаешь, что им понадобятся турки?
– Им понадобится тот, кто сильнее и чья армия больше. А это турки.
– Они продадут нас ради турок?
– Нет, ради победы над Наполеоном. Султан прекрасно понимает, что это единственный способ возвратить власть над сербами. Хитрый турок, все они хитрые. Сегодня ты их враг, а завтра – незаметно для себя – уже друг. Наполеон ему больше не интересен, его вотчина – центр Европы. А вот у нас он всю жизнь чувствовал себя хозяином. Да и те, кто бежал из пашалыка – думаешь, говорят ему спасибо? А вот теперь скажут.
Я в ужасе рассказала Георгию об услышанном. Он усмехнулся:
– И зачем они всё это рассказали близкому мне человеку? Чтобы тот донёс мне?
– А он тебе говорил?
– Нет, но скажет ещё. Для чего им всё же так рисковать?
– Не знаю, Георгий, но люди зря не скажут.
– Слушала бы ты бабу поменьше. Её место на кухне, а не с мужем на коне. С ней и сама, глядишь, мной управлять станешь – а мне этого допустить никак нельзя.
Тем временем, как мы узнали позже, Милош Теодорович решил навестить своего брата и ему первому поведать о том, что услышал в Порте.
– И что ты хочешь сказать? – холодно спросил Милан.
– Что скоро тут будет новая власть, хотим мы этого или нет. Тебе надо бежать. Всех, кто участвовал в восстании и тем более командовал войсками, казнят.
– Георгий знает?
– Ещё нет, – помотал головой Милош. – Ты первый.
– Но почему? Он ведь вождь.
– А ты брат.
– Ты бежишь вместе со мной?
– Видишь ли, бегут все. Нам не впервой – мы отойдём, переждём какое-то время, а потом снова нанесём удар, как десять лет назад. Смысла оставаться здесь ни для кого нет, это будет значить бессмысленную гибель и плевок в лицо сербской независимости немытыми устами грязного султана. Решайся.
Следом отправился Милош к Георгию.
– Где ты был? – строго спросил вождь, едва тот шагнул за порог нашего дома.
– У брата.
– Что ты там делал? – голос его становился всё более грозным и решительным.
– Мы разговаривали.
– О том, что…
– …что турки снова планируют напасть на нас, когда Наполеон отвлечёт нападением Александра.
– Почему ты мне не сказал об этом?
– Ты сменишь гнев на милость, когда узнаешь, что брат, узнав об этом, решил сбежать.
Георгий забыл заданный ранее вопрос и словно вскипел.
– Ты что?! Откуда ты это знаешь?
– Он сам мне сказал. Орды турок движутся сюда, коль скоро русские войска решили оставить нас и дать отпор Франции!
– Но русские обещали нам…
– Когда опасность подходит к тебе лицом к лицу, любое, даже самое священное обещание, можно забыть. Разве в этом дело? Разве надо сейчас оглядываться назад и рассуждать о том, кто виноват?! Надо решать, что делать! Причём скорее. Решайся же, вождь.