Клэй добродушно покачал головой: «Магнитные поля, отталкивающие от металла в дорожном покрытии. Разве это не делается повсеместно на Земле?»

«Нет, – ответил Ральф. – Теоретически, конечно, эффект общеизвестен, но у нас, чтобы устроить такую систему, пришлось бы раскапывать слишком много дорог, а это вызвало бы бесконечные возражения. Мы все еще пользуемся колесами».

«Традиция – огромная сила, – задумчиво произнес Клэй. – Непрерывность, формирующая культуру рас. Поток, русло которого мы давно потеряли…»

Велстед покосился на старейшину. Клэй говорил совершенно серьезно.

Экипаж довольно быстро скользил над дорогой – с обеих сторон открывались мирные пейзажи чудесной красоты. В любом направлении можно было заметить ту или иную новую очаровательную достопримечательность: поляну, окруженную огромными деревьями, уютный деревянный дом, группу общественных зданий вокруг площади, вереницу разноцветных лавок на террасе, за деревьями, посаженными в шахматном порядке.

Время от времени попадались драматические виды – например, обелиск в конце широкого проспекта. Этот монумент из бетона, бронзы и черного металла возвышался на семьдесят метров; на его вершине стояла героическая статуя человека, протянувшего к небу руку таким жестом, словно он пытался поймать звезду.

Ральф Велстед вертел головой, как заправский турист: «Великолепно!»

Клэй согласился, но без энтузиазма: «Надо полагать, нашим достижениям можно отдать должное. Для вас, конечно, только что расставшихся с цивилизованными мирами…» Он не закончил фразу: «Прошу прощения, я позвоню домой». Старейшина приложил к уху телефон.

Бетти прошептала Ральфу на ухо: «Любой планировщик на Земле отдал бы душу дьяволу за возможность построить такой город».

Велстед хмыкнул. «Помнишь Халлека? – пробормотал он в ответ. – Он был городским планировщиком. Хотел снести в Ланчестере трущобы на участке площадью два с половиной квадратных километра – в основном восемнадцатиэтажные дома с душными трехкомнатными квартирами. Сначала на него накинулись торговцы недвижимостью, обзывая его „хаотистом“. Среди его приятелей и знакомых распустили слухи о его нравственном разложении. Несчастные арендаторы квартир хотели его линчевать, потому что им грозило выселение. Правоверные старообрядцы исключили его из партии – им принадлежало большинство голосов в округе. Так что трущобы остались на прежнем месте, а Халлек продает сельскохозяйственные инструменты на Пятой планете Арктура».

Бетти смотрела на мелькающие мимо деревья: «Может быть, Приют послужит примером для всех околоземных планет».

Ральф пожал плечами: «Может быть. А может быть и нет. Замкнутое мирное существование невозможно продемонстрировать миллионам людей – в таком случае, по определению, замкнутого мирного существования больше не будет».

Бетти слегка выпрямилась на сиденье: «Единственный способ убедить сомневающихся – продемонстрировать возможность. Если бы арендаторы квартир в Ланчестере увидели этот город, неужели они вернулись бы в трехкомнатные трущобы, никак не желая изменить условия своего существования?»

«Если бы они увидели этот город, – откликнулся Ральф, – они никогда не покинули бы Приют. Как-нибудь, правдами или неправдами, не мытьем так катаньем, они эмигрировали бы сюда».

«И я хотела бы оказаться в первой волне эмиграции!» – убежденно заявила Бетти.

Экипаж повернул в образованный кронами деревьев туннель, пересек аккуратно подстриженный ярко-зеленый газон и остановился у дома, построенного из темного плотного дерева. Под крышей с четырьмя высокими коньками тянулась терраса, а на террасе в естественном русле журчал ручей. Дом выглядел просторным и удобным – примерно так, как выглядели лучшие сельские виллы на Земле и на озелененных планетах – но не производил впечатления чего-то нарочно придуманного, натянутого, театрального.