Таким образом, на наш взгляд, некая «философская способность» составляет, наряду со способностями нравственной, религиозной, творческой, неотъемлемую принадлежность человеческой природы, а философствование, как сознательное культивирование этой способности, как особый модус духовной самореализации человека, образует органический элемент духовной сферы человека, который в устремленности к своему предмету интегрирует в себе плоды взлетов и озарений всех других проявлений духа. Следует отметить, что все вышесказанное подводит нас к уяснению удивительного и глубокого по смыслу факта – соборности духовной сферы в человеке. Те отношения между религией, наукой, искусством, нравственностью, философией, которые мы зафиксировали, взаимопроникающее единство и глубинные различия этих духовных практик, необходимость каждой из них для полноты духовной жизни человека и в то же время возможность восходить к этой полноте, двигаясь путями любой из них, – все это и может быть названо словом соборность.

Как правило, в современном философском языке это понятие употребляется только по отношению к человеческим общностям, а встречаются попытки вообще свести его смысл к неким этнографическим подробностям русского народа. На наш взгляд, идея соборности имеет громадный неосвоенный и даже еще невостребованный потенциал в качестве общего онтологического принципа. То есть соборное единство является наиболее глубокой характеристикой и принципом понимания всякого бытия: бытия человека, общества, природы, культуры. Проведенный здесь нами анализ внутренней взаимосвязи духовной деятельности человека предварительным образом раскрывает соборный характер существования и осуществления сил духа, – их неразрывное единство, в котором каждая из них обретает свой уникальный путь и опыт вхождения в полноту духовного бытия, свое уникальное самораскрытие. Притом, что эта уникальность, имея исток не в обособлении, а в любви, как раз и обеспечивает неразрывность единства.

Онтология духовности

Философия вряд ли когда-то переживала легкие времена, однако современное состояние философской мысли – как мировой, так и отечественной – кажется нам особенно критическим. И вопрос, конечно, не в том, что философам нечего сказать, говорят они много и успешно, от направлений современной философской мысли порой рябит в глазах, но в «сухом остатке» от этих речей остается ощущение, что сказать-то все-таки нечего. Красноречиво говорить и глубокомысленно молчать мы умеем, но говорить о настоящем и молчать так, чтобы дать этому настоящему место, – вот этого очень не хватает. После ознакомления с недавно вышедшим сборником «Кто сегодня делает философию в России» [М.: Поколение, 2007. – 576 с.], складывается впечатление, что, во-первых, большей частью – «никто и звать никак» (хотя в сборник вошли также – меньшей частью – и весьма известные и интересные мыслители), во-вторых, – если это философия, то значит философия скончалась (имея в виду в том числе и то, что пишут действительно известные и интересные мыслители).

Налицо, как минимум, задача возвращения философии статуса серьезного и жизненно значимого занятия. Может быть, при этом понятного не всем сразу, но значимого и важного для всех, а не только для «внутреннего употребления» профессиональных философов. А чтобы такая значимость была возможна, необходимо продемонстрировать, кроме остроумных суждений по частным вопросам современной жизни, еще и способность что-то настоящее сказать в ответ на главные вопросы человеческого бытия.

Можно дискутировать о том, есть ли вообще у философии некий «основной вопрос», а также о том, как его лучше сформулировать, но все-таки центральная, корневая проблематика философской мысли лежит именно в прояснении принципиальной онтологической позиции человека. Все философские вопросы вырастают из этого первичного вопрошания о сути мира вокруг меня и о статусе моего присутствия в этом мире. Тема духовного бытия ближайшим образом относится к существу этого первичного вопрошания.