Довольный своим рассказом, Илья откинулся на спинку кресла.
– Я его нашла на картине, – Ольга хлопнула в ладоши. – У него шапочка с рожками.
– Я с женой путешествовал по городкам Италии, – до этого долго молчавший, заговорил Андрей, – мы побывали в Мантуе. Там туристы, как правило, посещают Дом Риголетто. Ничего особого он не представляет. Так, скромный особняк XY века. Вот туда и «поселил» композитор Верди своего Риголетто. И получается, что в Вероне – Джульетта проживает, в Мантуе – Риголетто. Жители Мантуи в центре небольшого дворика установили памятник герою оперы. Раз, увидев его, на всю жизнь сохранишь образ шута. Для меня – он только такой. А ведь известно, что прототипом и Риголетто, и шута из драмы Гюго «Король забавляется» является не кто иной, как королевский шут Трибуле. Это имя упоминается и в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Франсуа Рабле. Трибуле – это профессиональное имя шута, а его настоящее имя – Николя Ферриаль. Вот, по-видимому, его и изобразил Веронезе.
– Извините, но я себе позволю некоторое лирическое отступление, – с улыбкой произнесла Таня – Это Андрей натолкнул меня на эту мысль. Три знаменитые и наиболее исполняемые оперы Верди и три дерева. Как они связаны? Травиата, Риголетто и Трубадур были написаны Верди в течение двух лет. Это было самое плодотворное время в творческой жизни композитора. В честь Трубадура чета Верди посадила дуб, Риголетто – платан, а Травиата была, ознаменована посадкой роскошной ивы.
– Красиво, – тихо сказал Андрей.
– Ну, это век XIX, а мы еще не разобрались с веком XVI. Изобразить шута, пусть даже королевского, рядом с великими людьми, при этом отказав в этом великому королю Генриху Тюдору – весьма смело, – тихо буркнул Илья. – Весело они жили. Жили и тужили.
– Ты хотел сказать: жили не тужили, – поправил того Андрей.
– Нет. Я не ошибся. Жить в то время…. Думаю, они именно тужили.
Андрей усмехнулся.
– Ты ведь не тужишь без машины времени?
– С мобильником и теплым унитазом? Нет.
– Пожалуй, – засмеялась Таня. – Не нужно забывать, что Веронезе жил в XYI веке, когда властвовала инквизиция. По сути своей художник произвел революцию в иконографии. Ему пришлось объясняться перед трибуналом инквизиции, которому он дал свой знаменитый ответ: «Мы, живописцы, пользуемся теми же вольностями, которые позволяют себе поэты и безумцы». И его оставили в покое. А картину на этот сюжет ему заказала община бенедиктинового монастыря Сан-Джорджо-Маджоре в Венеции. Полотно писалось для трапезной монастыря и там висело 235 лет, пока Наполеон не увез его во Францию. Так картина оказалась в Лувре.
– А что ж итальянцы? – тут же последовал провокационный вопрос Ильи. Он спрашивал не потому, что не знал, а чтобы покуражиться над мнением политиков, упрекающих Россию в отказе передать исторические ценности, находящиеся в стране после последней войны.
– Итальянцы приезжают в Париж, приходят в Лувр и смотрят на нее, как и на все другие полотна, незаконно вывезенные французской армией Наполеона, – последовал спокойный ответ Андрея. После небольшой паузу с восхищением в голосе он спросил:
– Таня, ты все это помнишь? Помнишь все, чему учили в университете?
Та подняла руки вверх.
– Ну, допустим, так подробно нам не рассказывали об одной картине. И потом здесь нужно знать не только саму живопись, но еще и историю, а это уже больше исследовательская работа. Веронезе была моя дипломная работа в университете, а затем я защищала кандидатскую о Венецианских художниках эпохи Возрождения. И, некоторое время, жила и работала в музее Венеции.
– О-о! – Илья положил голову на ладонь левой руки, упирающейся локтем в стол. На лице была ухмылка, а в глазах плясали чертики. – А ларчик просто открывался. Тебя можно считать специалистом по художникам Эпохи Возрождения?