Но однажды, поднимаясь по своей дороге, я увидел уставшего немолодого путника, отдыхавшего под кроной дерева на старом пенечке. Дерево с виду не впечатляло прохожего, оно почему-то под свою тень могло принять не многих людей, и было не молодым и не старым, а с взгляда близорукого прохожего ствол был как будто сильным, могучим, а вот вместо ветвей почему-то в разные стороны, как у ежа, торчали обрубки выше головы среднего человека, а между ними пробивалась молодая поросль, пытаясь возместить былое утраченное. Тогда мне было меньше лет, я торопился, и мне было не до рассуждений, почему судьба уготовила такую учесть этому дереву.
Много раз после этого приходилось подыматься и опускаться по своей дороге, бывало, второпях, я даже не обращал внимания на то дерево. Но однажды в зрелом возрасте, слегка подуставшим, я возвращался по своей дороге и увидел то самое дерево, стоящее на обочине моей дороги, не плотная тень от кроны по-прежнему могла вместить не большое количество людей. У меня было немного времени, чтобы усладить свое давнее желание встретиться еще раз поближе с ним, легкая радость наполняла мое сознание. И что я увидел, Боже мой, я увидел в этом дереве себя. Судьбы наши переплетались с такой точностью, что об этом знали только мы вдвоем.
Видимо, еще будучи молодым деревом, очутившимся или посаженным рачительным хозяином на меже за обочиной дороги, его использовали живым колом в изгороди, трижды перевязав по всей высоте колючей проволокой, и в добавок навесили на двух ржавых петлях калитку, вбив в тело молодого дерева большое количество гвоздей. С годами дерево, обременённое таким количеством металла, росло и вширь, и ввысь, а колючая проволока с гвоздями и ржавыми петлями все сильней впивалась в сердцевину и тело этого дерева.
Мне захотелось крикнуть: "Господи, помоги мне вернуть все круги своя", только время мне не было подвластно.
Я разумом понимал, что ему мучительно больно, а я ничем не мог ему помочь.
Мне стало очень грустно, горький ком подступил к горлу, отчаявшись я вышел из-под тени этого дерева. Не желая думать о плохом, медленно двинулся вверх по своей как будто уже не узкой, но еще гравелистой, проселочной дороге.