– К сожалению, в машине вам не хватит места! – резко сказал Ягов.

Вера вздохнула:

– Хорошо, только поедем сразу домой. Я очень устала…

Ягов кивнул:

– Конечно домой, куда же еще.

Они медленно пошли обратно к кортам, Вера напоследок помахала рукой:

– Пока, ребята. Созвонимся.

– Пока, Вер, если что, сразу дай знать, мы тебя в обиду не дадим! – Женя раздраженно плюнул себе под ноги. Ягов же молча повел девушку в сторону кортов. Перед тем как свернуть с дорожки, он оглянулся и мотнул головой типам на детской площадке. Те быстро пошли следом.

Горелов, уже в одиночестве, скучал на скамейке, положив ногу на ногу.

Во влажном воздухе витал шорох увядшей листвы. Оборванные собственным весом и ветром листья беспомощно кружились в воздушном потоке, падали на головы прохожих, прилипали к сырому асфальту. Их собирали в кучи дворники и грузили в грузовики вместе с обрывками газет, пустыми сигаретными пачками, окурками, стеклянными осколками и пластиковыми тарелочками с остатками томатного соуса и прилипшими ломтиками недоеденного жареного картофеля. Оставшиеся ворохи листьев дворники жгли тут же, распространяя во все стороны шлейфы сине-серого дыма. Он, растворяясь среди строений и стволов оголившихся деревьев, создавал порой непроглядные, напоминающие речной туман облака. Из динамиков на главной аллее, сквозь этот смог, неслись шипящие и потрескивающие от атмосферных разрядов звуки радиопередачи. Отдельные фразы какой-то симфонии, отраженные многочисленным эхом, сливались в кашу, наслаивались в душераздирающий, гнетущий хаос. Неожиданно симфония прервалась, послышался безразличный женский голос:

«Леша Ручкин, тебя ждет мама у главного выхода… Повторяю, Леша Ручкин, тебя ждет мама у главного выхода… Уважаемые посетители, в нашем спортивном, комплексе работает кинотеатр „Спорт“, ресторан „Рекорд“, зал игральных автоматов…»

Тем временем двое мужчин, шедшие за Яговым с Верой, подошли к ним вплотную.

– Где вас черти носят, Кононов? – сквозь зубы процедил Ягов, резко обернувшись к тому, что жевал резинку. Тот выплюнул жвачку и промычал:

– Извиняюсь, больше не повторится…

– Чего не повторится? Прекрати юродствовать… А ты, Лузга, – Ягов презрительно смерил второго взглядом, – в каком дерьме плащ извозил?

Лузга поковырял ногтем грязное пятно на рукаве светло-бежевого плаща:

– Это, наверное, когда в машине, в моторе копался, Василь Ефремович. Я плащ отстираю или другой куплю…

– Тебе бы только деньги переводить.

Ягов заговорил почти неслышно, наблюдая, как Верочка, подойдя к скамейке, начала торопливо кидать в большую спортивную сумку его полотенца, термос, коробку с мячами, ракетки и неоткупоренные бутылки с колой. Горелов неловко и суетливо ей помогал.

– Вот что, Лузга, и ты Кононов, «срисуйте» мне того парня с черной сумкой и такой длинной штукой, в которой студенты чертежи таскают. Денис его зовут. За ним нужно поглядеть: что, откуда, с кем общается, может быть, пошарить у него дома…

Лузга с растяжкой прогудел в ответ:

– Ну, это можно…

– Не перебивай, кретин! Он, мне кажется, что-то знает про предстоящую операцию. Нужно выяснить, целенаправленно он сведения добыл или просто мотает на ус то, что Верка треплет. Они, оказывается, бывшие одноклассники. Пощупай его контакты, не стукачок ли, не осведомитель ли… Дело серьезное, новое. Но если провороните, подставлю вас самолично и упеку в зону до конца дней, с продлениями. Будете там у «шестерок» заместо «петухов» задницы подставлять. Уловили?

Кононов изобразил на лице оскорбленное достоинство:

– Ну зачем вы так, Василь Ефремович! Разве мы полные кретины, разве подвели хоть раз?