Человек в обычном для дехканина одеянии быстро спускался по склону и, беспокойно оглядываясь назад, делал странные броски из стороны в сторону. Подполковник помрачнел:

– Ну вот, принесла нелегкая. А я уже думал, спокойно вернемся на перевалочный. Постойте-ка… У меня такое ощущение, что этот тип ждет, что по нему вот-вот пальнут из-за тех вон камушков с кустиками.

Запищала рация. Подполковник обернулся к лежащему невдалеке радисту:

– Ну что там у тебя?

Тот нервно оторвал резиновые наушники от головы:

– Третий передает: замечено передвижение небольших групп в нашем районе. Идут с двух сторон вдоль границы…

– Ёшкин корень, этак нас здесь зажмут. Припрут к горам и хана! Это они, наверно, по его душу. Преследователи херовы… Мы же у них теперь на пути. Вот что, Хмелев. Бери-ка двоих половчее и дуй назад. Будешь обеспечивать наш отход. Не дай бог дашь им возможность выставить заслон у нас на пути. Шкуру спущу. Дружба дружбой… Ну ты понял меня, капитан…

Хмелев привстал:

– Рыбаков, Людко! За мной, бегом марш!

Поправляя на ходу увесистые офицерские бронежилеты, прикрывающие кроме груди и живота еще шею и пах, спецназовцы двинулись в сторону заброшенных арыков, окруженных засохшими кривыми деревцами.

Человек же, бегущий по склону, вдруг упал и закувыркался среди колючек редкого кустарника. И почти одновременно с этим раздались нестройные винтовочные залпы.

– Все. Подстрелили, – стиснул зубы подполковник и вздрогнул от близкого свиста пуль.

– Черт возьми, это, кажется, в наш адрес… – он, приставив к глазам бинокль, всмотрелся в темноту, – а бегун-то наш встал. Прыткий бегунок – целехонек… Его они, наверное, хотят живьем схапать.

Выстрелы из темноты буравили пространство вокруг бойцов. Спецназовцы вжались в землю, изготовившись к ответной стрельбе. Пулеметчик проверил устойчивость сошек и направил ствол в седловину перевала, уже едва различимую во мраке:

– Разрешите, товарищ подполковник, я им настроение попорчу?

Командир зло погрозил ему пальцем:

– Отставить. Не хватало сейчас только в бой ввязаться. Приготовиться к отходу.

Бегущий тем временем стремился к полуразрушенным дувалам, ловко перескакивая через небольшие селевые промоины, паутиной лежащие на его пути. Но все же его движения говорили о том, что он утомлен и вот-вот сбавит темп. По нему по-прежнему стреляли. Теперь, в ста метрах от развалин, на почти ровном пространстве, он был как на ладони.

Преследователи, прощупав несколькими короткими очередями угрюмые стены обрушенных дувалов, вылезли из укрытий и начали медленно нагонять беглеца.

Подполковник насчитал около десяти человек, одетых в форму пакистанского образца. Они шли не торопясь. Это были всего лишь загоняющие. Прошло несколько напряженных минут. Подполковник, прикидывая расстояние до медленно идущих моджахедов, решительно поднялся во весь рост, разминая затекшие ноги, и повесил на шею бесполезную теперь оптику:

– Кумаев, вызывай вертушки… Э, да я совсем позабыл про наших парней в руинах… Маслюк! Иди к ним живее! И перехватите этого гонца, этого посыльного-пересыльного горного барана, и все вместе живее сюда. Бегом марш!

Маслюк, приподняв зад, как бегун на старте, рванул в темноту, но через десяток метров нос к носу столкнулся с тяжело дышащим человеком в длинной изодранной рубахе, широких полотняных штанах и съехавшей набок грязной чалме. Человек затравленно метнулся в сторону и выхватил из складок одежды небольшой никелированный револьвер. Маслюк несколько опешил, но в следующую секунду, словно боксер, уходящий от прямого удара, резко махнул прикладом. Револьвер звякнул о камень, чалма незнакомца слетела, а он сам повалился навзничь, схватившись руками за брызнувшее кровью лицо. Спецназовец склонился над телом: