М-да…Думай, Черкасов, думай! Для чего спортом занимался? Чтоб реакция хорошая была. Я почувствовал себя человеком, выпавшим за борт и не видящим спасательного круга. Он отчаянно барахтается, испуганно озираясь по сторонам, и надеется, что он где-то есть. Сравнение оказалось таким ярким, что мне стало стыдно. И тут же, будто вспышка, в голову пришло решение.

- Женюсь, конечно. Только если ты сама захочешь за меня выходить замуж.

11. Глава 11

- Мам, ну ты только посмотри, какая красота! Ну просто невозможная!

Мышка вывалила свое богатство на кровать и разглядывала с видом антиквара, заполучившего раритетную вещь. Дома, разумеется, ничего этого бы не было и в помине. При виде бусиков из ракушек или светящейся, почти волшебной, палочки Марина Аркадьевна в ужасе закатила бы глаза и начала бы причитать, что я воспитала у дочери дурной вкус.

- Красота, Мышка, красота. Но очень неловко брать подарки от чужого человека.

- Ну так пусть она будет нечужой! Ведь друзья могут дарить подарки? Пусть она будет нашим другом? – бесхитростно улыбнулась дочь.

- Мышка, ты меня пугаешь!  Надеюсь, ты не из-за подарков хочешь с ней дружить? – в мою душу закрался самый настоящий страх.

- Ну нет , конечно. Разве совсем чуть-чуть… Мне ее жалко. Она такая никому не нужная…

- Ты ж мое сокровище! – я обняла малышку, чувствуя, как сердце отогревается, тревога, отравляющая жизнь, отступает, как тень убегает от солнца. Но, к сожалению, ненадолго.

- Ма, а я нашего Черкасова видела!

Я похолодела.

-Где?

- В ресторане. Он с та-а-акой цацой был! Но она мне не понравилась. Она Круэлла.

Я пропустила мимо ушей про цацу, и про «нашего» Черкасова, боясь только одного.

- Мышка, а он тебя видел?

- Ага! Но он меня не узнал. Как пить дать! Я ж замаскировалась! И я была в шляпке. Ну и далеко был.

Хочется надеяться, что так. Ведь он знает, что мы беглянки, и что родни у нас здесь нет. Да и узнать в нарядной куколке скромно одетого пацаненка трудно. Немного убаюкав себя этими мыслями, я уложила Мышку спать.

Но Черкасов – это не тот человек, который может чего –то не узнать. Или же я человек, который не может что-то скрыть, который  просто не может жить на обмане, даже самом невинном. И он обязательно вылезает наружу. Как то самое шило, которого не утаишь.

Утро в очередной раз убедило меня в этом. Шило так вылезло, что я чуть Богу душу не отдала! Потом сообразила, что на камерах видно, какой номер убирается, но сначала, когда открылась дверь и я услышала «Ну доброе утро…» …

Я чуть не подпрыгнула. Резко развернувшись, свалила швабру. И замерла.

В проеме стоял сам Черкасов. С перепугу я застыла в стойке суриката, отчаянно сжимая двумя руками флакон со стекломойкой.

Как хищный зверь, наслаждающийся беспомощностью жертвы, принюхивающийся к запаху страха, Черкасов обошел меня и уселся на широкий комод. Понятное дело. Показать, что он хозяин, задавить и без того  дрожащую, как мышь, обманщицу. Но это было лишнее. Меня и так колотила нервная дрожь.

- Доброе утро! Я все объясню, - выдохнув, севшим голосом начала я оправдываться.

- Не нужно тратить мое время. Гаев объяснил нарушение моего приказа производственной необходимостью. Но это и к лучшему. Вы мне можете пригодиться для другого дела. Хорошо оплачиваемого. Вам хватит и на новые документы, и на скромное жилье где-нибудь в провинции. И вы сможете избавиться от преследований мужа. Кстати, выбор у вас невелик.

Он приподнялся и вытащил из заднего кармана смятый лист бумаги. Развернул его и сунул мне чуть ли не под нос.

От волнения строчки разбегались перед глазами, но нашу с Мышкой фотографию рассмотрела. Вот это точно конец. Теперь та же Полина сдаст меня…