– Как это точно! – едва слышно прошептала Костикова, поднося диктофон поближе к своему шефу.

– Вот именно поэтому, – закончил Василий Иванович, подняв палец, – именно поэтому я всегда лично осматриваюсь на месте, не полагаясь на донесения оперативных работников!

Он вытащил изо рта трубку и, взмахнув ею, как лектор указкой, широким жестом обвел прихожую, увешанную африканскими редкостями:

– Например, увидев все эти предметы, ежедневно окружавшие нашего главного подозреваемого, я могу гораздо лучше представить себе его внутренний мир, проникнуть, так сказать, под его черепную коробку… исключительно в переносном, разумеется, смысле, а не в том прямом, в каком он проник под черепную коробку потерпевшей…

– Как это тонко! – восторженно воскликнула Костикова и вдруг разочарованно добавила: – Василий Иванович, вы не могли бы повторить последнюю фразу? Для истории, для потомков… а то у меня кассета кончилась!

– Ну, если для потомков! – снисходительно улыбнулся следователь.

Он снова взмахнул рукой с зажатой в ней трубкой, при этом задел ритуальную маску шамана племени моси. Маска с грохотом свалилась на сигнальный барабан ватусси, тот покачнулся и упал Кате на ногу.

– Екатерина Михайловна! – испуганно воскликнул следователь и бросился к Кате. – Вы не ушиблись? Как ты неловка, Костикова, – попенял он своей ни в чем не повинной помощнице, убедившись, что Катя не пострадала. – Ты могла нанести увечье такой женщине, такой необыкновенной женщине! Екатерина Михайловна, вы точно не пострадали?

Еще раз удостоверившись, что Катерина в полном порядке, он вернулся на прежнее место и продолжил:

– Итак, увидев все эти опасные, я не побоюсь этого слова – смертоносные предметы, я понял подоплеку вчерашнего преступления.

Следователь сделал паузу, подкрутил кончики усов и продолжил:

– Подозреваемый, – обратите внимание, я не сомневаюсь в его виновности, но в соответствии с буквой закона он для меня все еще только подозреваемый, – так вот, подозреваемый каждый день видит вокруг себя все эти ужасные вещи, эти орудия и инструменты смерти и понемногу мысль об убийстве проникает в его сознание… известно ведь, что если в первом действии спектакля на стене висит ружье, то в последнем оно выстрелит! А если в первом действии этого спектакля на стене висел остро отточенный топор, то в последнем действии он и опустился на голову несчастной, ни в чем не повинной жертвы!

Костикова зааплодировала, при этом едва не выронив диктофон, что вызвало недовольный взгляд шефа.

– Но ведь тот топор не висел на стене, – напомнила следователю Ирина. – Валентин Петрович только вчера привез его из Африки!

– Это не важно, – отмахнулся следователь, по-прежнему глядя только на Катю. – Это образ, метафора…

– Образное выражение, – проговорила Костикова, недовольно поглядев на Ирину, которая посмела прервать речь обожаемого шефа.

– Я не имел в виду этот конкретный топор, – продолжил тот, окинув взглядом экзотическое убранство прихожей. – Я имел в виду все эти топоры, копья и прочие орудия убийства…

– Это вовсе не орудия убийства, – робко вставила реплику Катя. – Это африканские народные изделия, образцы прикладного искусства… результаты этнографических экспедиций…

– Я понимаю, Екатерина Михайловна, ваше естественное желание защитить близкого человека, – мягким, воркующим голосом ответил ей Василий Иванович. – Я очень хорошо понимаю и даже преклоняюсь… но я хочу открыть вам глаза! Он не достоин вас, он преступник, правонарушитель! И уверяю вас, очень близко находится другой человек, который способен высоко оценить ваши многочисленные достоинства!