— Мне мама еще в детстве запретила употреблять такие слова! Так что, раз не хочешь называть свое имя, я буду обращаться к тебе: «Эй ты, лохматый!»

Лохматый взбесился. Но, перекрывая его ругань, спереди прозвучал спокойный голос темноглазого:

— Ко мне можно обращаться Рик. А тебя как зовут?

Он не разграничивал, кому адресует свой вопрос: мне или лохматому. Но ответила я:

— Линси Ларк. — И со вздохом добавила, понимая, что скрывать свою расовую принадлежность все равно долго я не смогу. В первой же переделке все вскроется. — Я – землянка.

Рик споткнулся и остановился как вкопанный. Так что я, не успев остановиться, врезалась в его спину.

Идущий позади меня лохматый, не ожидавший такой подлянки, в свою очередь врезался в мою спину, впечатывая меня всей своей массой в тело Рика, выбивая из моих легких весь воздух. Чисто инстинктивно, хоть умом и понимала, что предотвратить падение не успеваю, я выставила ладони вперед. И они сейчас мягко скользнули по мужской спине. Рик напрягся. А я…

Я просто захлебнулась от восторга, от ощущения стальных мускулов под моими ладонями, от жара, идущего от сильного мужского тела. И мои руки будто ожили, приобрели собственную волю, самовольно отправились путешествовать по чужому телу. А я млела, наслаждаясь каждым мгновением, каждым, даже едва заметным движением мышц под ладонью.

В какой момент в груди родился знакомый жар? Не знаю. Я не заметила. Опомнилась лишь тогда, когда он выплеснулся в кровь и в мгновение ока, будто лесной пожар, охватил тело. Низ живота свело сладким, предвкушающим спазмом. Стало сложно дышать, потому что ноздри забивал пряный мужской запах. И я предвкушающе облизнулась.

Словно сквозь тяжелую, плотную пелену в мозг пробилась тревожная мысль: что со мной?! Никогда я так резко не реагировала на близость чужого, пусть и такого привлекательного тела. Происходило что-то в высшей степени странное. Я, как кошка под кустом валерианы, упивалась запахом и тактильными ощущениями. Но мне этого было отчаянно мало. Тело требовало большего, душа просила еще.

К попке, туго обтянутой джинсовой тканью, плотно прижался эрегированный член. В ухо горячо засопели. Это лохматый и безымянный пока член нашей команды решил все-таки к нам присоединиться. Талию сжали две сильные лапищи. И я чуть не застонала от удовольствия, одновременно снова принимаясь поглаживать спину Рика, с силой вжимая в ткань его футболки ноготки.

Кто-то протяжно и гортанно застонал. Я? Рик? Или лохматый? Да какая, собственно, разница! Главное, чтобы лохматый не переставал жарко целовать меня в шейку. А еще лучше, чтобы просунул свои ладони под майку и приласкал кожу, а не гадкую тряпку! А еще лучше…

Додумать собственническую, жадную мысль помешало странное назойливое стрекотание. Я как раз пыталась дотянуться до открытого участка кожи Рика, чтобы попробовать ее на вкус, а тут словно кто-то в насмешку над моими усилиями принялся трясти над ухом детскими игрушками.

Раздражение накрыло мгновенно и с головой. Я в бешенстве оглянулась, ища того, кто испортил мне удовольствие. Но вокруг были лишь деревья, частично оплетенные странными белесыми лианами, невысокие кусты, усеянные мелкими, словно земной горох, бледно-желтыми цветочками, и… парочка робокамер, с жадным любопытством фиксирующих происходящее!

Мне словно ледяной воды за шкирку плеснули! От ужаса перехватило дыхание. Боже мой! Если это попадет в прямой эфир… Если это увидит Харди…

— Прекрати немедленно! — Я резким движением стряхнула с себя руки не подозревающего о таком коварстве лохматого, и парень едва не грохнулся мне под ноги. — Ты что, не видишь? Нас снимают на камеру!