– Дядька Евстигней, – втиснулась я между воинами. Через все бедро Трофима проходил огромный и очень глубокий порез, хорошо хоть кость, видневшаяся на дне распахнутой грязной раны, была цела. – А давайте зашьем? Крестиком? Я умею!

– Мария Львовна, сейчас вы должны быть на танцах! – голос моего жениха прозвучал как гром среди ясного неба. – Немедленно идите на занятия!

– Ненавижу танцы, – буркнула я и шагнула было к двери. Но он окрикнул меня, когда я уже выходила.

– Мария Львовна, что вы там говорили по поводу вышивки? Вы уверены, что сможете?

– Да, – ответила я, – но мне нужна будет помощь. Нужно загнуть иголку.

– Несите, – устало вздохнул мой жених, – загнем.

– Господин барон, – вмешался дядька Евстигней, – вы уверены? У Марии Львовны, конечно, талант понимать травы, но…

Он покачал головой.

– Сам же говоришь, Трофим не жилец. Пусть попробует.

Иголку он загнул мне сам. Руками.

А потом я, трясясь от страха навредить еще больше, хотя куда больше-то, промыла рану крепким отваром ромашки и наложила шов из пятнадцати стежков, предварительно обработав кожу по краю раны, иглу и нити крепким вином, за неимением лучшего.

Наложила повязку, бинты – ленты из старых рубах – конечно, не были стерильными, но я плохо представляла, как добиться стерильности в условиях средневековья. Подержала над паром и наложила на рану.

Михаил Андреевич внимательно наблюдал за моими действиями и даже помогал, если я просила.

Я сидела с Трофимом всю ночь. Мне все время казалось, что он вот-вот умрет из-за моей неквалифицированной помощи, хотя дядька Евстингей говорил, что кучер все равно не жилец. Хоть с моей помощью, хоть без нее…

Но утром Трофим пришел в себя и попросил пить. Впереди еще было много проблем: воспаленная рана, горячка и мое отчаяние, но через месяц дела пошли на поправку, а к весне Трофим уже ходил, прихрамывая на правую ногу.

Но все это было впереди, а тогда, на следующее утро, когда я засыпала на ходу из-за бессонной ночи, меня вызвал к себе Михаил Андреевич.

– Мария Львовна, – он расхаживал по кабинету, – скажите мне, пожалуйста, откуда вам известно о таком способе лечения ран?

Черт возьми! Я чуть в обморок не грохнулась. Ну вот знала же, что нужно не отсвечивать. И что тут придумать? Что Господь Бог явился и научил? Ага. Я уже знала, что, несмотря на средневековье, такой набожности, как в нашей истории, в этом мире не было. Да, люди верили в Господа Бога, но не считали, что жизнь – это всего лишь подготовка к смерти. Жизнь дарована Богом не для того, чтобы испытывать лишения и страдания. Вроде бы небольшое отличие, но разница в образе жизни нашего и местного средневековья оказалась колоссальной.

– Мария Львовна, – он замер в двух шагах от меня, – я жду.

– Я… – просипела пересохшим до состояния пустыни горлом. – Я…

От волнения забылись все навыки разговорной речи, как будто бы я вернулась в тот самый первый день в монастыре, когда не могла произнести ни слова.

– Вы обманули меня, – сурово сведя брови, уставился на меня Михаил Андреевич.

И тут мне совершенно не к месту пришла мысль, что, несмотря на молодой по сравнению с моим возраст, я никогда не воспринимала жениха как мальчика. Нет, он с первого дня был именно мужчиной. Опытным, знающим и толковым. Нечего было и надеяться, что он не догадается о моем дуракавалянии.

– Вы читали в библиотеке медицинские дневники вашего прадеда? – еще суровее нахмурился жених.

Что?! Я так отчаянно закивала, что было странно, как моя бестолковая голова не оторвалась и не укатилась в угол.

– И давно вы водите меня за нос? Давно вы научились читать?!