Байрону безумно нравилось, когда юная графиня сердилась. Ему доставляло немалое удовольствие смотреть на прелестное личико, желавшее казаться строгим и надменным. Он постарался сдержать улыбку. Тем более брать с собой Терезу, подвергая ее жизнь опасности, Джордж никак не желал.

– Терезита, ты останешься с отцом. Женщина и революция не должны пересекаться, – он нежно похлопал Терезу по руке, а после медленно поцеловал каждый пальчик. – Не дуйтесь, дорогая. В любом случае, ничего пока не решено.

– Видимо, для начала переберемся в Геную, – встрял Руджеро Гамба. – Долго нас терпеть в Ливорно не станут.

– Позвольте, я просил решить вопрос положительно, – Джордж нахмурился. – Почему они не желают оставить нас в покое? – его кулаки непроизвольно сжались.

– Синьор, вас власти не выгонят! – выкрикнул Пьетро. – Но мы с отцом, как и раньше, представляем для них угрозу. Карбонарии…, – в этом месте Руджеро приложил указательный палец к губам, заставив сына замолчать.

– Я представляю такую же угрозу, как и вы, – в груди у Джорджа начало клокотать от злости.

– Вы – иностранец, синьор. А мы создаем проблемы, пребывая с вами под одной крышей, – спокойно произнес Руджеро.

Собаки не дали завершить разговор. Они помчались к двери, оглушая людей своим лаем так, что говорить стало невозможно.

– К нам гости, – Тереза поспешила встать с кресла, но Пьетро уже бежал вслед за собаками, узнать, кто прибыл на виллу.

В дверях стоял человек, походивший скорее на слугу, чем на знатного синьора. Пьетро схватил собак за ошейники, пытаясь не позволить им сбить незнакомца с ног.

– От синьора Шелли, – доложил Тито, впустивший посланника в дом, – письмо синьору Байрону.

Джордж взял письмо у Тито, выдал напуганному посланнику монету, и тот с видимым облегчением покинул виллу. Собак отпустили. Они попытались преследовать слугу, но, пробежав немного по саду, увидели, что он уходит, и потеряли к чужаку всякий интерес…

– В конце июня сюда приедет Ли Хант, – сообщил Джордж семейству Гамба, – с женой и кучей детей. Не вспомню, сколько их, но все невоспитанные, уверен. Впрочем, деньгами для переезда в Италию снабдил их я. Не стоит жаловаться. Свою судьбы мы отчасти творим сами. Нам лишь немного помогают сторонние силы. По крайней мере, попытаюсь опубликовать то, что не хотят брать другие, в новом журнале Ханта…

Детишек оказалось шестеро. Они перекрывали своими криками лай собак, визг прыгавшей по мебели обезьянки и громкие перебранки между слугами трех семейств, категорически нежелавшими понимать друг друга. В общий хор свою лепту вносили павлины, периодически начинавшие вопить из сада. Младшему Ханту исполнилось два года, старшему – двенадцать. Остальные рождались с завидным постоянством через каждые два-три года.

– Во всем дурном можно найти каплю хорошего, – философствовал Джордж, обращаясь к Эдварду Трелони, который также проживал у Байрона. – Здешнее приведение с момента приезда Хантов не появляется. У нас и так не бывало тихо, но ночами та девушка имела возможность спокойно навещать мою комнату без страха, что ее потревожит плач очередного отпрыска Ли. И работается мне сейчас куда веселее. Еженедельные ужины по средам давно наскучили. А вот ежедневные ужины, когда не знаешь, откуда в тебя полетит кусок хлеба, внесли в жизнь разнообразие. Да и Шелли с Уильямсами приезжают теперь каждый вечер.

Эдвард не пытался спорить с другом. Казалось, широкоплечий красавец, жгучий брюнет с лихо закрученными усами, моряк и отчаянный сорвиголова, не может бояться маленьких детей. Тем не менее, и он вставил пару слов о своей участи: