Страх и ненависть – эти ядовитые цветы Смуты, бережно взращивавшиеся высшей властью, – отравляли души, наполняя воздух России своим тлетворным запахом, запахом застенка, костра и плахи. Но человек был неистребим, и белые гусиные перья продолжали летать над бумагой, призывая к свободе духа, любви, милосердию, бескорыстию, мужеству и познанию.

Зимняя вьюга отодвинула рассвет над Москвой, подняв снежные вихри выше Ивана Великого. Злой ветер с острой снежной крупой пронизывал насквозь бедное одеяние священника, вытертое годами тюрем. Меж кремлевских соборов, под продуваемыми ветром дворцовыми переходами кучка красноносых стрельцов в тулупах и лисьих шапках вела в Чудов монастырь очередного узника на суд и расправу. Окна большой монастырской трапезной, куда направлялся конвой с подсудимым, от горящих внутри свечей светились багровыми огоньками, напоминая пролитую кровь мучеников старой веры. Патриарх Никон, безжалостный гонитель тех, кто осмеливался противостоять его произволу, давно оставил престол, а только что был осужден и лишен сана еще более высокой церковной властью – тем самым большим собором, что, покончив с Никоном, принялся за искоренение противников его реформ{37}.

Когда стража втолкнула бедного священника из теплых сеней в трапезную, его глаза, привыкшие к мраку подземелья, не сразу нашли икону в красном углу: все вокруг сверкало драгоценностями. Золото и серебро покрывало богатые мантии высших церковных иерархов там, где они не были затканы жемчугом. Алмазы и изумруды, рубины и сапфиры резали глаз искристым блеском. Всплески холодного пламени летели с крестов и панагий[2], посохов и митр, с окованных драгоценными металлами переплетов книг, с золотых тронов вселенских патриархов, с одеяний царских сановников. Вся палата была заполнена высокими церковными и светскими властями, один вид которых должен был подавить всякое поползновение к сопротивлению и противоречию воле большого собора.

Среди его участников на центральных тронах сидели два вселенских патриарха – Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Пять митрополитов представляло константинопольский патриархат: Григорий Никейский, Козьма Амасийский, Афанасий Иконийский, Филофей Трапезундский, Даниил Варнский, и еще один архиепископ – Даниил Погонианский. Иерусалимский патриархат и Палестину представляли митрополит Паисий Газский и архиепископ Синайской горы Анания. Из Грузии был митрополит Епифаний, из Сербии – епископ Иоаким Дьякович, с Украины – блюститель киевской митрополии епископ Мефодий Мстиславский и знаменитый ученостью черниговский епископ Лазарь Баранович.

Все русские архипастыри, включая избираемого на Патриарший престол Иоасафа II и архиереев двух новообразованных епархий, собрались на соборный суд: митрополиты Питирим Новгородский, Лаврентий Казанский, Иона Ростовский, Павел Сарский; архиепископы Симон Вологодский, Филарет Смоленский, Стефан Суздальский, Иларион Рязанский, Иоасаф Тверской, Иосиф Астраханский, Арсений Псковский; епископы Александр вятский и Мисаил коломенский; новопоставленный митрополит Феодосии белгородский. Им сопутствовали многочисленные архимандриты, игумены, другие русские и иноземные духовные лица, часто не уступавшие архипастырям ни роскошью облачения, ни влиятельностью в церковных и светских кругах.

По суждению известного автора «Истории русской церкви» митрополита Макария, «в числе этих иерархов находились представители от всех самостоятельных церквей православного Востока»{38}. Это был самый представительный, еще невиданный в России по масштабам и блеску церковный собор – собор, от которого ждали наконец «вожделенного мира» в Русской православной церкви, прекращения раздиравших ее конфликтов, угрожавших распадением на части, расколом. Большой собор 1666–1667 годов был, безусловно, важнейшим, переломным моментом, с одной стороны, в борьбе за единство церкви и, с другой – в возникновении раскола. Что же происходит: несколько человек, фанатично защищающих старые порядки, впав в ересь, с проклятиями проповедуют устно и письменно, из застенков и ссылок против официальной церкви, поднимая на свою сторону все большие массы народа – или же речь идет о разделении самой церкви?!