Вальехо говорил с жаром. В памяти его встали события двадцатилетней давности – одна из войн, столь редких на Острове. Когда старый король умер, не оставив наследников-мужчин, внезапно явившийся с Материка герцог Фердинанд Молниеносный – дальний родственник покойного государя – заявил свои права на трон. Герцог подкрепил свое слово шестью тысячами наемников, и наследование обрело скверное сходство с завоеванием.

Алькальд Западного удела не признал новоиспеченного короля, но что могла одна терция против шести тысяч? Непокорных разгромили в неравной битве, и рядовой пикинер Пабло Вальехо чудом остался жив, хотя не вполне невредим.

– Теперь твой черед, – сказал он.

– Что ж, изволь. – Дон Карлос поднялся и медленно обошел камеру кругом, дернул решетку – та не поддалась. – Признаюсь, мне неизвестно ради чего. Тут не ради чего-то. Скорее – наперекор всему.

– Это как?

– Очень просто. Когда тебе не нравится то, что творится вокруг, но ты даже не догадываешься, как это изменить. А хоть бы и знал – сил все равно недостаточно. Тогда следует сопротивляться, чтобы после не винить себя в сдаче без боя!

– Точно как мы двадцать лет назад, – вздохнул Пабло.

– Я тогда был ребенком, – проговорил дон Карлос. – В моем родном Северном уделе земли мало, зато каждый третий – идальго. Может, поэтому их устремления на поверку простонародны – когда достаток под сомнением, не до спеси. Даже родовое имение становится обузой, не принося ничего, кроме хлопот. Потому все стремятся на государеву службу в столицу или хотя бы в Срединный удел. Отец хотел бы видеть меня чиновником при дворе короля – неважно какого. Но я желал быть воином и настоял на своем.

Стоит ли говорить, – продолжил рыцарь, – что нужда притащилась за мною в столицу. Жалование гвардейца не покрывает его расходов, это знает каждый в Королевской Сотне. Тогда наперекор нужде да еще безразличию короля – он ведь числится капитаном собственной гвардии… – Кабальеро умолк и закрыл глаза. От дурных воспоминаний словно вернулась утихшая боль в голове.

Солнечный свет изливается с полуденного неба; он отражается от белых стен домов, окруживших площадь, и кажется, что солнце светит отовсюду, и некуда спрятать глаза. Хочешь – подставь их нестерпимому свету, хочешь – опусти взгляд. И узри толпу, собравшуюся поглазеть на твою позорную казнь…

Альгвазилы хватают осужденных под руки, одного за другим волокут на эшафот. Оттуда, точно из другого мира, доносится стук – падают на помост сорванные знаки рыцарского отличия, глашатай зычно выкрикивает один и тот же вопрос. Разнятся только имена:

– Дон Энрико дель Торо!.. Дон Рикардо де Айла!.. Узнаёт ли государь этого человека?

И всегда один и тот же ответ короля, короткий и жестокий, как удар клинка:

– Нет, не узнаю!

Грубая хватка двух альгвазилов – ноги вдруг перестают слушаться и тащатся по ступеням эшафота, словно тряпичные. Свет наверху еще ярче – хочется зажмуриться, но и тут перед глазами останутся раскаленные белые круги. На колени ставят сильным тычком, словно хотят вбить ногами в доски.

– Дон Карлос де Альварадо!..

– Все закончилось тем, что мы вдесятером оказались на Дальних землях его величества, – закончил рассказ кабальеро. – Впрочем, тамошние владыки не знают, что это его земли. Выжить там можно только наперекор всему. Не выжить куда легче. Наперекор опасностям я уцелел, наперекор унижениям вернул себе рыцарское звание. Сам маршал Ихо-де-Леон посвятил меня – это дорогого стоит.

– Неужто Ихо-де-Леон? – ахнул Пабло. – Ты, должно быть, великий воин!

– Были воины сильнее и отважнее меня, – отмахнулся дон Карлос. – Примером настоящей рыцарской доблести был для меня дон Рикардо – мой десятник в Королевской Сотне. Его единственного из нас не страшила Казнь чести. Просто он понимал, что честь казнить невозможно. Этот человек готов был постоять за каждого из нас и стоял до конца. В бою его не брало оружие – но от какой-то дрянной лихорадки дон Рикардо сгорел за несколько дней. Даже на смертном одре умудрился пошутить. Нас, кроме него, тогда оставалось четверо живых. Он собрал нас и сказал: «Встаньте в ряд у моей могилы, а Хосе пускай повернется к вам спиной и бросит мою перчатку. Кто поймает – тот следующий!»